– Если ты считаешь, что нам есть о чем поговорить, тогда приезжай! Где я живу, ты знаешь. А сейчас мне нужно просто отоспаться, ты меня очень рано разбудил. В России сейчас утро… если ты не знаешь. Не мог уснуть? Поверь мне, я о тебе не думаю так, как ты обо мне. У меня все в порядке.
Громко выдохнув, Жанна отключила телефон.
– Ты великолепно говоришь по-английски.
– Да, мне уже говорили об этом, – вяло отреагировала девушка, поднимая со стула узкую розовую полупрозрачную ткань с какими-то замысловатыми узорами, оказавшуюся трусиками. Осмотрев их, она тотчас натянула их на слегка полноватые бедра, придававшие ее фигуре большую женственность.
– Ты мне никогда не говорила о том, что знаешь английский.
– Послушай, Никодим, – слегка раздраженно произнесла девушка, – не могу же я рассказывать тебе о каждом мгновении своей жизни. Если тебя интересует, так я могу ответить тебе, что в моей судьбе был период, когда я очень много времени отводила для изучения английского.
Жанна просто обожала мужские рубашки, причем почему-то больших размеров, и предпочитала носить их поверх джинсов, отчего ее фигура, и без того длинная, становилась еще более долговязой.
– Это звонил человек, из-за которого ты учила английский?
– Нет, английский я знала до него, – отреагировала Жанна с некоторым вызовом, одернув рубашку. – Его я выучила в английской спецшколе. Если тебе интересны подробности, то он был моим… кавалером полгода назад.
– И где ты с ним познакомилась?
– Тебе это очень важно или ты просто так спросил?
– Ну-у, я ничего о тебе не знаю…
– Он американец, его зовут Донан, но познакомились мы в Италии. Сначала вроде бы все было замечательно, он показался мне таким интересным, широким, щедрым, а потом как-то понемногу я в нем разочаровалась. А там и вовсе как-то все расклеилось. Хотя он весьма состоятельный человек, работает в банке, на хорошем счету у руководства. Уверена, что он будет расти и дальше.
– Значит, не жалеешь, что рассталась? – спросил Никодим, смерив девушку красноречивым взглядом.
Жанна глаз не отвела, смотрела прямо перед собой: стыдиться ей было нечего.
– Нисколько. Потому что у меня есть ты.
– А не ошиблась ли с выбором? Он все-таки банкир, а я младший сотрудник рядового института.
Признания Жанны слегка оцарапали душу. В образовавшейся язве имелась одна странность: дело в том, что к девушке Панкратов не испытывал особых чувств, и если бы пару месяцев назад она вдруг сделала выбор в пользу кого-то третьего, так он позабыл бы о ней уже через несколько дней. Но за прошедшие несколько недель много чего изменилось: он привык к ее теплу в своей постели; ему нравился запах ее волос; симпатичным казалось даже ее сопение во сне. А потому этот утренний звонок внес в его душу некоторый разлад и сумятицу.
Расценив мрачноватость Никодима по-своему, Жанна с долей обиды в голосе произнесла:
– Мне уже двадцать три года. Для девушки это много! Ты думаешь, что я сидела на лавочке и дожидалась, когда мимо меня проедет добрый молодец на красивом коне в яблоках, чтобы броситься к нему на шею, так, что ли? Ведь все это время у меня тоже была какая-то своя жизнь, я влюблялась, меня тоже любили. Страдала, не спала ночами, совершала какие-то ошибки. Мучилась, разочаровывалась… Но все это было до тебя. Потом повстречался ты, и я все позабыла. – Жанна подошла к нему вплотную и взяла его ладонь обеими руками. – Ты очень расстроен?
– Не особенно, – пожал плечами Никодим, освобождая пальцы из узких девичьих ладоней. – Я ведь тоже не жил монахом, а потом ты взрослая девочка, сама все решаешь, нам с тобой хорошо, и это главное.
Лицо Жанны просветлело. Женщины очень напоминают детей, достаточно только их похвалить или подарить шоколадку, как все обиды безотлагательно остаются в прошлом.
– Я знала, что ты меня поймешь. Ой, – посмотрела девушка на часы, – я опаздываю. Ты меня отвезешь на Дмитровское шоссе, на работу? – с надеждой посмотрела она на Никодима.
Отказать таким глазам может только бесчувственный болван, а Никодим таковым не являлся, а потому с легкостью согласился:
– Буду очень рад побыть с тобой еще немного.
– Я быстро, – произнесла Жанна и заторопилась в ванную комнату. – Мне нужно только слегка подкраситься.
– Не переживай, я тебя подожду, – согласился Никодим, отправляясь на кухню.
Включив электрочайник, деловито загудевший, Панкратов наложил в вазочку айвового варенья. Его холостяцкая конура, не знавшая прежде женской руки, с появлением Жанны как-то незаметно преобразилась. На кухне появился чайный сервиз с мельхиоровыми ложечками и вазочками из синего стекла, куда обычно Жанна накладывала варенье. Собственно, и варенье было тоже ее, и надо признать, варила она его отменно, добавляя в качестве ингредиентов растертые орешки и мелко нарезанную кожуру лимона, отчего оно приобретало особую пикантность.
Стол, прежде привычно заставленный немытой посудой, резал взгляд операционной чистотой. Отыскать на нем хлебную крошку не сумел бы даже изголодавшийся таракан.
Подле барной стойки лежал вчетверо сложенный передник.