Заключительный аккорд

Они вышли из бункера на воздух, закурили, прикрывая горящие сигареты рукавами. Кругом была тишина. Ни выстрелов, ни разрывов. Лишь с севера доносился приглушённый артиллерийский грохот. 1-я американская армия наступала западнее и южнее Дюрена. Северо-восточнее Моншау также шли ожесточённые бои.

— Более трёх месяцев назад мы с Генгенбахом решили перебежать на сторону противника, а сейчас сами готовимся к наступлению, — тихо произнёс Зеехазе.

— А если нам использовать эту возможность?

В какой-то миг Зеехазе вспомнил свою жену. Двадцать второго декабря исполнилась седьмая годовщина со дня их свадьбы. Зеехазе захотелось обнять жену, взять на руки маленькую Карин… Он с неохотой отогнал от себя мысли о доме.

— Сделать это сейчас наверняка не удастся. Не успеем мы подумать о переходе на ту сторону, как нас уже вздёрнут на виселицу.

— Дорогой Эрвин, может, ты мне скажешь, как можно сорвать проведение операции «Осенний туман»? Сейчас без десяти минут пять. Через сорок минут она начнётся.

Оба они чувствовали собственное бессилие, понимали, что находятся на неправильном пути, а стрелки часов неудержимо бежали вперёд.

По щекам Зеехазе потекли слёзы. Он вернулся в бункер.

Клазен сидел, склонившись над картой. Всё шло строго по плану. Клазен расстегнул воротник.

На часах пять часов пятнадцать минут.

День практически только начинался.

«И почему последнюю метеосводку мы получили в половине второго ночи? В Германии все сейчас, видимо, сидят в бомбоубежищах. Заметили ли жители рейха, что начиная с двадцать четвёртого августа Геббельс практически запретил проведение каких бы то ни было культурных мероприятий? Ни спектаклей в театрах, ни кинофильмов, и лишь германское радио передаёт по всем станциям бравурные марши. И если в порядке исключения сегодня ночью не будет налёта вражеокой авиации, жители рейха могут спокойно спать. Мне кажется, — размышлял Клазен, — в тылу из миллиона хотя бы человек десять прекрасно осведомлены о значении операции шестнадцатого декабря, они знают, что именно здесь двести пятьдесят тысяч солдат, вооружённых карабинами, автоматами, пистолетами, тесаками или штыками, обвешанных противогазами, лопатками, планшетками, в шинелях и маскхалатах, с панцерфаустами, удлинёнными зарядами, минами ринутся в наступление. За спиной в ранце у каждого солдата НЗ, котелок, сигареты, индивидуальный пакет, а на груди припрятано что-нибудь сугубо личное: фотокарточка жены, любимой или детишек, а то, быть может, даже какой-нибудь талисман…

И я вместе с ними иду в наступление. Хорошо ещё, что не в пешем строю, а на машине. Хорошо ещё, что на мне тёплая шинель с меховым воротником и шапка, полученные со склада обмундирования. Перед крупным наступлением хозяйственники развозят барахло на грузовиках, а обычно они болтаются где-то далеко в тылах, укрываясь в воронках от крупных авиабомб. Однако на сей раз мне удалось экипироваться прямо-таки по-барски».

Стрелки на часах, казалось, остановились и уже больше не двигались.

— Установить регулярную радиосвязь! — загремел в трубке голос Линдемана.

— Первая батарея готова?! — рявкнул в свою очередь Клазен в телефонную трубку.

— Готова! — ответили ему.

— Вторая?

— Готова!

— Третья?

— Готова!

— Господин капитан, докладываю: дивизион готов открыть огонь.

Альтдерфер нервно кивнул и, вытерев пот с усыпанного веснушками лба, доложил о готовности на НП полка.

«На вооружении дивизиона имеется восемнадцать самых современных семидесятимиллиметровых орудий, второй и третий дивизионы имеют по двенадцать стопятимиллиметровых гаубиц, а тяжёлый дивизион — двадцать стопятидесятимиллиметровых пушек. Наши восемнадцать орудий ведут огонь по цели номер один в течение тридцати секунд, выпустив по ней за это время сто восемьдесят снарядов. На участке прорыва всего сосредоточено около двух тысяч стволов артиллерии различного калибра! А это значит, что за какие-нибудь тридцать секунд будут выпущены тысячи снарядов, не считая реактивных миномётов», — думал Альтдерфер.

Пять часов двадцать восемь минут.

«Хорошо бы сейчас получить отпуск, или поехать в командировку в Кассель за запчастями, или позвонить в Беркбург-на-Заале и узнать, когда будет ближайший поезд в Галле». Подумав об этом, Зеехазе вышел из бункера.

Дул ледяной ветер, ночь стояла тёмная. Где-то впереди едва угадывалась первая позиция. Кругом такая тишина, что так и хотелось крикнуть во всё горло: «Эй вы, есть тут кто-нибудь?! Высуньте свои рожи! А вообще-то поглубже зарывайтесь в землю, если не хотите стать первыми жертвами этой операции!»

Из хода сообщения показался Линдеман, поднялся по ступенькам наверх.

— Разве тебе не нужно сидеть за коммутатором? — спросил его Зеехазе.

— Я хочу собственными ушами послушать эту симфонию.