Заключительный аккорд

6-я танковая армия прорывает оборону противника в районе севернее Шнее-Эйфель и, не обращая внимания на свой правый фланг, захватывает переправы через реку Маас на участке между Льежем и Хуа.

Прорыв осуществляется садами народно-гренадерских дивизий при: поддержке воздушно-десантных войск, проводящих операцию «Штосер», которая начинается в день «X», в семь часов сорок пять минут и проводится силами восьмисот парашютистов…

5-я танковая армия прорывает фронт противника на участке северной границы от Люксембурга, форсирует реку Маас.

7-я армия осуществляет прикрытие операции с юга и юго-востока.

15-я армия обеспечивает форсирование 6-й танковой армией реки Маас…»

Круземарк тяжело выдохнул. Попросил принести ему рюмку коньяку и долго сидел, обдумывая ситуацию. Его народно-гренадерская дивизия входила в состав 6-й танковой армии СС и подчинялась непосредственно командиру 1-го танкового корпуса СС. Из неё могло получиться неплохое пушечное мясо.

Генерала Круземарка тянуло на просторы Дании.

Отложив приказ фюрера, он углубился в чтение письма, которое ещё утром прислал ему Альтдерфер и которое сам он решил переслать не Кальтенбруннеру, а Шнейдевинду.

Глава одиннадцатая

Фаренкрог коротко доложил командиру о том, как проходила операция по освобождению Хельгерта.

— Григорьев умер мгновенно…

Руди Бендеру казалось, что он и сейчас видит, как Юрий, сидевший за рулём эсэсовского «хорьха», как-то сразу обмяк.

— Пуля попала ему в голову. Мы похоронили его, а место нанесли на схему, так что найдём.

В землянке наступила тишина.

Тарасенко о чём-то сосредоточенно думал, а затем проговорил:

— Вы довольно долго там находились…

— Как только нас обнаружили, во всём корпусе была объявлена тревога. Мы никак не могли перейти линию фронта на указанном нам участке. На фронте затишье, так что гитлеровцы могли спокойно охотиться на нас, как на диких зверей. — Фаренкрог достал карту, показал на ней точку восточнее населённого пункта Насельск. — Мы вышли из полосы Второго Белорусского фронта и решили попытаться перейти фронт южнее Пултуска. Это нам удалось.

— А я со своим знанием русского языка прямо-таки попал в драматическое положение, — заметил Бендер.

— Жаль было бросать великолепный «хорьх» и мотоцикл, но пришлось их подорвать. — Хейдемап пожал плечами.

Тарасенко встал и нервно заходил по компате.

— Как чувствует себя Хельгерт? — спросил он, остановившись на миг.

— Врач уверяет, что завтра с ним можно будет уже поговорить.

— Все вы действовали смело. Я благодарю вас за службу. Но должен заметить, что операция ещё не закончена, так как задание оказалось невыполненным, а оно имеет для армии большое значение. При проведении операции было допущено много ошибок… — Майор снова заходил по землянке. — Прежде всего я поговорю с Хельгертом, завтра утром мы увидимся…

Четверо разведчиков удивлённо переглянулись. Откровенно говоря, ни один из них не ожидал, что разговор кончится именно так.

«А чего я, собственно, хочу? — мысленно спрашивал сам себя Тарасенко. — Говорю обо всех, а на самом деле меня по-настоящему интересует только то, что скажет Хельгерт. Но ведь вряд ли его можно будет использовать ещё раз. Да и вообще как-то не до конца понятно, почему же он всё-таки не выполнил приказа?»

В душе майора всё ещё шевелилось недоверие к немцам вообще. «Как-никак фашистский режим, господствовавший в Германии долгие годы, наложил свой отпечаток на жителей страны, в том числе даже на тех, кто стал нашими соратниками. Проклятие!» — выругался мысленно майор.

Тарасенко имел диплом инженера. Он мечтал о том времени, когда в Сибири начнут строить гигантские электростанции. Однако война перечеркнула все его планы. Диплом он получил в тридцать девятом году и сразу же был призван в армию. Двадцать второе июня сорок первого года лейтенант Тарасенко встретил в части. Поскольку он хорошо владел немецким языком, его скоро отозвали в штаб, а затем направили работать в разведку. Грудь его теперь украшали несколько медалей и орденов, которые он получил за храбрость, а звёздочки на погонах свидетельствовали о его успешном продвижении по служебной лестнице.

«После войны мне придётся начинать жизнь сначала, только уже не комсомольцем, а поседевшим ветераном войны. — Майор слабо улыбнулся. — Но кое в чём я ещё новичок, — думал Тарасенко. — В тридцать восьмом году, когда я учился в институте, была у меня знакомая девушка. Однако наше знакомство дальше робких провожаний не пошло. Её родители переехали из Москвы в Минск, а вместе с ними уехала и Лариса. Получил я от неё не то четыре, не то пять писем… Где-то она сейчас? Быть может, в армии? Жива ли? Или страдает где-нибудь в Германии, куда её угнали насильно на работы вместе с тысячами других?..»

Словно отгоняя от себя невесёлые мысли, Тарасенко встряхнул головой.