— Желаю вам всем, товарищи, всего наилучшего в новом году — году нашей окончательной победы над врагом!
До начала разведывательной операции под кодовым названием «Операция Зальц» оставалось пять часов.
Майор Сосновский не спеша шёл по улице села. Вытащил из пачки папиросу, сунул её в рот. Все его мысли были заняты предстоящей наступательной операцией. В конце ноября Верховный Главнокомандующий подписал директиву на проведение одной из крупнейших наступательных операций второй мировой войны. Исходя из указаний этой директивы командующие фронтами разработали свои конкретные планы. Работая в штабе армии, майор был посвящён в очень многие секреты и потому о многом мог судить со знанием дела.
Что же именно ему было известно о готовящейся операции? Он знал конкретно, что их 47-я армия должна наступать севернее Варшавы. Майор попытался представить себе, как будут действовать 1-й Украинский и 3-й Белорусский фронты, но быстро отказался от этой мысли, так как задача была нелёгкой.
Основная тяжесть при проведении Висло-Одерской операции ложилась на войска 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Г. К. Жуков. Фронт наносил главный удар с магнушевского плацдарма в общем направлении на Познань. Одновременно наносился удар с пулавского плацдарма в общем направлении на Радом, Лодзь. Часть сил фронта, действовавшая на правом крыле, должна была наступать против варшавской группировки противника. Южнее действовали войска 1-го Украинского фронта — командующий маршал И. С. Конев. Они наносили один мощный удар с сандомирского плацдарма в общем направлении на Бреславль. Севернее должны были наступать войска левого крыла 2-го Белорусского фронта под командованием маршала К. К. Рокоссовского. 3-й Белорусский фронт — командующий генерал И. Д. Черняховский — должен был разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника. По замыслу операции, он наносил главный удар на Велау. В дальнейшем войскам надлежало развивать наступление на Кёнигсберг.
Всего этого начальник разведки 47-й армии майор Сосновский, разумеется, не знал да и не мог знать. Однако ему было хорошо известно о том, что на участке прорыва сосредоточено большое количество артиллерии и миномётов, танков и самоходных установок. Одно это уже свидетельствовало о многом.
Месяц сиял высоко в небе, когда полковник вышел из казино. И в тот же миг из темноты возник ефрейтор и, щёлкнув каблуками, доложил:
— На посту никаких происшествий не случилось!
Половник фон Зальц махнул рукой:
— Благодарю, продолжайте нести службу! Новый год уже отметили?
— Никак нет, господин полковник! Употреблять спиртные напитки на дежурстве запрещено!
— Это правильно.
Метрах в тридцати стоял дизель, и его работающий мотор нарушал тишину ночи. Возле машины возились два человека.
«Какой жалкий рождественский вечер: скверная водка, пустой табачный дым, — думал Зальц, — и ни одной минуты покоя». Полковник направился к машине. Копошившиеся возле неё военные вытянулись по стойке «смирно».
— Вы что, с ума сошли?! Почему у вас машина работает на холостом ходу?! Кто здесь старший?
— Фельдфебель Герхард.
— Приказываю немедленно заглушить мотор! — распорядился полковник.
— Слушаюсь, господин полковник! — Правая рука вояки взметнулась, но не к козырьку, а к носу, левой рукой он почесал затылок.
Одно мгновение — и руки у полковника оказались заломленными за спину. Часовой, который только что докладывал полковнику, тоже был тут как тут. В два счёта полковника связали и, втиснув в рот кляп, положили в машину. Через минуту она уже мчалась по направлению к Насельску.
— В себя он придёт не раньше чем через час. Из предосторожности я сорвал с него полковничьи погоны, — сказал Хельгерт.
На полу кузова лежали оба водителя полковника и его телохранитель. Все трое оглушены и с кляпами во рту.
Когда проезжали мимо какого-то села, Добрушкин, сидевший за рулём, снизил скорость и, высунувшись из кабины, по-немецки крикнул стоявшему на околице часовому:
— С Новым годом!
До штаба корпуса оставалось километра четыре. Добрушкин дал газ, но старушка машина охать быстрее не могла.
Хельгерт сидел рядом с водителем, держа в руках карту, автомат он зажал между коленями. На машине можно было проехать ещё километров с пять, но дальше нужно было идти пешком. Главное, чтобы пока никто не бросился искать полковника и исчезнувшего часового. Разумеется, гитлеровцы сочтут это делом рук партизан и, конечно, объявят тревогу.
— Мороз крепчает, — заметил Добрушкин.
— Мне лично что-то жарко, — откликнулся Хельгерт. — Стой, Иван! — вдруг крикнул он Добрушкину.
Добрушкин резко затормозил. Хельгерт выскочил из машины.
— Что, разве уже приехали? — высунул голову Фаренкрог.
— Я не уверен, что мы едем правильно. Помоги мне! — попросил Хельгерт.
Чтобы Хельгерт просил помощи, такого ещё никогда не было, Фаренкрог выпрыгнул из кузова и осмотрелся.
Дул холодный ветер. Где-то вдалеке бил автомат.
— Мне кажется, нам нужно проехать ещё с полкилометра вперёд, поближе к лесу.