Все последние недели Лиз была сама доброжелательность и никогда не отказывалась помочь. Вернувшись с конференции, она тут же, по просьбе Маклинов, поехала в Корнелл. Маклины явно хотели, чтобы Логан передал Лиз опеку над конем, и тот, надо сказать, жаждал этого не меньше. Но, побывав в лечебнице, Лиз сообщила владельцам коня, что Логан сделал все, что мог, и даже больше, и по справедливости надо оставить Пилигрима в его руках. В конце концов порешили, что Лиз будет тоже иногда осматривать коня. Логан нисколько не комплексовал по этому поводу. Когда встречается такой сложный случай – лишний глаз не повредит.
Не видевшая Пилигрима со дня несчастья, Джоан Дайер была потрясена. Рубцы на морде и груди выглядели ужасно. Но особенно поразила ее свирепая, ненормальная враждебность, какой не было в коне раньше. В течение четырех долгих часов, что они ехали назад, он непрерывно бил копытами в стены трейлера. Тот сотрясался от этих бешеных ударов. Джоан не на шутку встревожилась:
– Куда я его только поставлю?
– Вы о чем? – спросила Лиз.
– Нельзя же держать его с другими лошадьми, когда он в таком состоянии. Это опасно.
Подъехав к конюшне, они оставили коня в трейлере, пока Джоан с двумя сыновьями готовили ему стойло позади амбара – в той конюшне, где давно уже не держали лошадей. Эрик и Тим, которым было под двадцать, помогали матери. Глядя, как они трудятся, Логан обратил внимание, что сыновья очень похожи на мать – такие же удлиненные лица и такие же молчуны. Когда стойло было готово, Эрик – тот, что постарше и помрачнее, – впритык к нему подкатил трейлер. Однако конь выходить не желал.
В конце концов Джоан велела сыновьям забраться в трейлер и выгнать Пилигрима палками. Логан видел, как они, здорово напуганные, хлестали коня что есть силы, а тот в ярости и страхе вздымался на дыбы. Нет, это никуда не годилось. Логан боялся, что у Пилигрима вот-вот откроется рана на груди, но ничего другого предложить не мог. Наконец конь, пятясь задом, ввалился в стойло, и за ним тут же захлопнули дверцу.
Возвращаясь в автомобиле домой, где его дожидались жена и дети, Логан находился в подавленном состоянии. Ему припомнился охотник – тот коротышка в меховой шапке, который скалился с железнодорожного моста. А ведь гнусный недомерок оказался прав. Нужно было пристрелить.
Рождество у Маклинов началось не лучшим образом, а дальше пошло еще хуже. Когда они ехали домой из больницы, Грейс лежала на заднем сиденье. Примерно на полпути она спросила:
– А можно мы сразу, как приедем, станем ее наряжать?
Энни молча смотрела прямо перед собой, предоставив отвечать Роберту. Они украсили елку еще вчера, проделав это в угрюмом молчании, злые друг на друга.
– Прости, малышка, но я подумал, что тебе не захочется возиться. – Умом Энни понимала, что должна испытывать благодарность к Роберту за этот рыцарский поступок – он великодушно взял вину на себя, но она ничего не чувствовала, и это неприятно поразило ее. Роберт, как всегда, подлил масла в огонь очередной шуткой.
– Видишь ли, юная леди, – продолжал он, – у тебя и так будет полно забот. Надо дровишки наколоть, уборкой заняться, на кухне поколдовать…
Грейс вымученно засмеялась, а Энни сделала вид, что не заметила брошенный на нее искоса взгляд Роберта. Воцарилось молчание.
Дома дела пошли несколько веселее. Грейс похвалила елку, сказала, что та очень красивая. Закрывшись у себя в комнате, она поставила на полную громкость «Нирвану», как бы убеждая родителей, что с ней все в порядке. С костылями она управлялась отменно – даже лестницу сумела одолеть. Грейс упала только раз, когда несла вниз мешочек с подарками для родителей, которые по ее просьбе купили медсестры.
– Ничего со мной не случилось, – сказала она подбежавшему Роберту, хотя больно стукнулась головой о стену, и выбежавшая из кухни Энни видела, что у дочери глаза на мокром месте.
– Ты уверена? – Роберт рвался помочь, но Грейс старалась справиться сама.
– Да, папочка, все хорошо.
Грейс двинулась дальше, и, когда Роберт увидел, как она кладет под елку подарки, глаза его наполнились слезами. Вид плачущего мужа почему-то так взбесил Энни, что она поспешила вернуться на кухню.
В семье было принято обмениваться рождественскими подарками. Энни и Роберт дарили общий подарок Грейс и друг другу. Утром Грейс приносила подарки в спальню родителей и, сидя на широкой постели, разворачивала их. Они шутили над тем, каким оказался догадливым Дед Мороз, как точно угадал, кому что надо, но – вот на тебе – забыл оторвать ценники. Теперь все эти ритуалы казались Энни невыносимыми.
Грейс рано отправилась спать, и, когда они убедились, что дочь заснула, Роберт на цыпочках пошел к ней в комнату с чулком, набитым подарками. Энни уже разделась и слышала, как в тишине холла тикают часы. Когда Роберт вернулся, она была в ванной. По шуршанию Энни догадалась, что муж положил приготовленный для нее подарок под кровать с ее стороны. Она сама только что проделала такую же процедуру. Какой фарс!