Заклинание как эталон поэтического

Теперь коснёмся поэтического богостроительства, совершаемого поэтом-жрецом, придумавшим имя бога. Имя бога есть наиболее характерное звукосочетание упомянутого семантически неокрашенного звукового ряда. Вслушаемся в простоту звучания имён бога: собственно "Бог", германское "Gott", еврейское "Яхве", египетское "Ра", греческое "Зевс" и т.д. Эти имена - суть извлечения из семантически неокрашенного ряда: например, имя исламского бога "Аллах", произносимое на арабском, как "алла", очень напоминает лопотание маленького, не научившегося говорить ребёнка, зачастую звучащее, как "ала-ала-ала". Коснувшись этого аспекта, следует заметить, что имена славянского и германского богов фонетически неверны. Их следует произносить следующим образом:

"Бох" и "Хотт", так как звук "х" по сравнению со звуком "г" более лёгок для артикуляционного аппарата человека. Напрашивается вывод: в некоем, неизвестной локализации, речевом звукохранилище есть ряд доминирующих фонетических архетипов, принятых произнёсшим их в своих заклинаниях жрецом-поэтом в качестве имён бога. Таким образом, поэзия явилась нарицательницей богов. Радикальная интерпретация приведённого выше материала говорит о большем: поэзия явилась создательницей богов. Бог-Любовь, пришедший на смену Богу-Голоду, явился порождением поэзии. То есть, когда субъектная, направленная на себя, составляющая инстинкта самосохранения из-за заметного роста уровня развития материальной культуры отошла назад, на первый план выдвинулся инстинкт размножения. Бога, являвшего собой проекцию желудка, заменил бог, являвшийся астральной проекцией гениталий. Этот новый бог вторичен и в некоторой степени надуман, но самый большой его недостаток в том, что вторичная поэзия, создавшая его, была умерщвлена порождённой письменностью литературой, самым опасным компонентом которой (опасной для заклинательной поэзии!) явилась логика. Новая, любовная поэзия в идеале тоже должна была являться заклинательной (её можно разделить на две телеологически окрашенные группы: первая - поэзия призыва, должная привлечь внимание бога к отсутствию объекта любви; вторая - поэзия удержания, должная охранять обладание объектом любви). Это в идеале. Однако идеал - в подавляющем большинстве случаев, - недостижим...

Обобщённый вывод звучит следующим образом: ПОЭТ МОЖЕТ РОДИТЬ БОГА.

Привнесённая в поэзию логика убила её, заставив подчиняться себе, то есть, насильно оборвала связь с богом, потакая амбициозной самовлюблённости человека, уверившегося во всемогуществе разума. Кроме того, искусство и официальная, узаконенная государством, религия оказались разделены. На место богов, сотворённых жрецами-поэтами, встали надуманные, картонные боги, порождённые жалкой, прагматически ориентированной фантазией этиков и политиков. Новые идеологи провозгласили истинность новых богов. Старые боги были преданы анафеме. Принятые на государственную службу церковнослужители получили законную монополию на общение с новыми богами, из чего следовало - искусство неправомочно общаться с ними; а так как в представлении масс _л_о_ж_н_ы_е_, старые боги больше не были озарены трансцендентным светом, искусство потеряло вообще всяческую связь с богом. За исключением тех случаев, когда сама религия рекрутировала на свою службу представителей искусства; хотя нельзя исключать возможности и обратного - от религии к искусству, - движения в рамках официальной церкви. Искусство становилось светским. Отдалявшийся от бога человек заставлял и искусство всё более отдаляться от бога; наблюдалась тенденция к логизации искусства. Личности, способные преодолеть догматизированную логику, пронизавшую новую поэзию, способные связаться с богом без посредников - служителей официального культа, - являлись исключительной редкостью. Они-то и были истинными поэтами. Но их было несравнимо меньше, чем жрецов-поэтов, некогда напрямую причастных к заклинательно-поэтической истине. Логизированная и оторванная от бога поэзия почти потеряла свою магическую силу.

Истинная поэзия не может не быть заклинательной, следовательно, по природе своей она является язычеством. Даже так называемая библейская поэзия, переступая черту, отделяющую истинное от неистинного, становится язычеством.

Зарифмованные строки, достойные зваться поэзией, суть новое, реставрированное в индивидуальном порядке язычество. Поэзия должна завораживать, образы и звуки - околдовывать, подчинять себе.