Заклинание

Чёрные облачка, проплывающие по улице, пугливо прилегли к земле. То ли ещё будет, когда начнётся дождь. Но это минут через двадцать, а пока улица ещё полна. Чёрные лужицы повсюду – это оставленное на улице горе и мрачные размышления людей. Чёрные облачка опасные твари, если собираются вместе, но поодиночке – это просто грусть. Когда вдруг нападает что-то, вспоминается плохое, страшное или напомнит о себе старая боль. А на самом деле, ты всего лишь наступил ногой на заснувшее облако или въехал в него лицом. Надо быстро отвести от себя эти мысли, и оно отстанет, а если захочешь себя помучить, высосет всё и загонит в депрессию. Но убить оно не может. В принципе, даже вампиры не могут. Тёмная фигура как раз маячила впереди.

Дух-вампир. Тело без главных сосудов, только тёмно-прозрачная оболочка, и внутри чёрная дыра. В общем и целом ребята не злые. Обитатели тонкой ночи – слоя света за средней тенью, где живут тёмные грешные души и большинство тёмных существ. Но в основном всякая мелочь. По-настоящему злобствующие создания находятся далеко под слоями тонкой и глубокой ночи в самом низу пирамиды.

Духи-вампиры – простые работяги, собиратели света и тьмы для тонкой ночи, без которых она не сможет существовать и поддерживать свои границы. А если тонкая ночь не сможет существовать, то все существа, её населяющие, выйдут сюда к нам и, собственно, кто от этого больше пострадает?

Вампир с интересом окинул меня взглядом. Мы с ним, конечно, по разные стороны, но и всё же я кивнул в знак приветствия. Он не ответил, зато наклонил голову. Рассматривал печать Арима на моей груди. Она была отпечатана чистым ангельским светом, так что для любого тёмного существа была лакомым куском, но при всём желании дух-вампир не мог прикоснуться к ней и ко мне, охраняемому этим светом, тоже. Это был ангельский щит, так что из нас двоих опасней для другого, пожалуй, я.

– Ты зачем здесь? – поинтересовался я, не особо ожидая ответа.

Тёмный кивнул в сторону Таниного дома.

– И чего спрашиваю, да? – усмехнулся я.

Вампир снова кивнул.

Сверху вернулся ветер.

– Ничего себе, – сказал он, – там не протолкнуться.

Мы вышли к дому. Здесь было светло – светился щит, накрывший прозрачным куполом даже окружающий сад. Зато перед самой оградой покачивались в воздухе огромные куски плотного чёрного тумана – облака. Длинной уже метра три и высотой с метр. Они были такие большие, что особо никуда не плыли, так на месте туда-сюда. Это кольцо нарастало с каждым днём. На облачках сидели птицы в чёрных перьях, с мощными клювами, и когтями, загнутыми и заострёнными, как персидские сабли. Навьи, птицы ночи, охотники за душами, чтоб им пусто было! Под забором копошились чёрные змеи, то и дело, поднимая безглазые, безротые головы и тыкаясь между досками забора в свет.

Ветер приподнял меня:

– Полетели Вик, не обращай на них внимания.

– Не обращаю, на змей точно. Да и вампир здесь, похоже, не из-за Тани.

– Из-за купола. Ждёт, может ему ангельского света обломится.

– А вот птицы меня беспокоят.

Мы перелетели через навий, злобно глянувших на нас. Эти твари точно Таню ждут. Не успел я об этом подумать, как две «синички» одним рывком оказались в воздухе…

Ничего себе прыжок!

Я резко повернулся к ним, правда, руку перед собой не выставил. Одна ударила меня когтями прямо в лицо, вторая по груди. Ангельская печать вспыхнула, показалась граница щита, закрывавшего меня. Я даже увидел рваные полосы, оставленные в нём когтями. Но полюбоваться ими не успел – полосы затянулись мгновенно, и щит угрожающе засиял. Птицы испустили злобный свист, отлетая подальше.

– Что, клюв погнули? – засмеялся я, пролетая сквозь щит дома.

Птицы взбесились, ринулись следом и на полном ходу врезались в тонкую преграду. Три огромные кляксы сползли по прозрачной стенке, измазав всё чёрной жижей. Совсем разбились, в кровь.

– Молодец! – хохотнул ветер.

Навьи могут долго сидеть, если их не разозлить, а разозлить их ничего не стоит.

Мы влетели в сад. Здесь всё сияло. Танин ангел постарался. По траве стелился сияющий белый туман. Ветви яблонь мерцали венами, ведущими их свет по всей длине ствола и до самых листьев. Можно было не переживать о всякой швали за оградой. Из-за щита все деревья в саду были сильны как никогда, могли до тла сжечь нарушителей. Гораздо опаснее гадские твари, уже засевшие в самом доме. Щит их не доставал. Мелкие чёрные облачка вечно прятались куда-нибудь в щели между досками вагонки в прихожей, в рамки моих фотографий на серванте, в карманы моей одежды, оставшейся у Тани дома, даже в подушку, на которой я спал. А она всё время перебирала мои вещи. Вот тогда они и нападали – грусть, отчаяние и боль.

На садовой дорожке, растянувшись во всю ширину, дремал Дорф – немецкая овчарка. Второй пёс – Дени, доберман, дежурил у входа в дом.

– А это у тебя лежачий полицейский? – спросил я его, кивая на Дорфа.