– Что тут думать? Мы можем вылечить всех эйфо! Только представь, – от воодушевления она раскраснелась, – сколько жизней мы спасем.
– Надо сперва все проверить. Провести анализы, убедиться, что ты не эйфо и что дело именно в капсуле жизни, – признаваться, что обманул, сложно, легче снова солгать.
Арей продолжил нести какую-то чушь, оправдываясь, а сам думал совсем о другом. Все, чего хотел сейчас, – быть в ней. Погружаться в ее бархатистую мягкость членом. Снова и снова, пока они оба не кончат. Какое-то наваждение.
Улыбка Рады постепенно гасла, пока он говорил. В ее глазах читалось разочарование. Но в итоге она кивнула, принимая объяснение. Оно звучало логично.
Следующие несколько дней они посвятили исследованиям. Врачи и ученые единогласно утверждали – у девушки нет зависимости от эйфории. Капсула жизни сняла ее. Рада сияла. Она уже воображала, как они всех вылечат, только об этом и говорила. Арею стоило больших трудов сдерживать ее.
– Необходим еще ряд опытов, – твердил он.
– Зачем? – пожимала она плечами. – Опыт уже проведен. На мне. И он вполне успешен. Уверена, с другими будет так же.
Арей не спорил. Ему нравилось видеть ее такой – счастливой. Когда она улыбалась не кому-то другому, а именно ему, в груди сладко ныло, и тянуло улыбнуться в ответ. Он и не думал, что его губы способны на подобное. Его прежний максимум – кривая ухмылка. Но эта девушка сумела добраться до таких глубин его существа, о которых он сам не подозревал, и вытащить оттуда эту улыбку. Вееедьма.
Чем больше он ее узнавал, тем нужнее она ему становилась. Потихоньку отхватывала от его жизни куски и присваивала себе. Он уже не представлял утро без совместного завтрака, а вечер без ее вопроса о том, как прошел день. Она как саранча пожирала его бытие. Фрагмент за фрагментом. И вскоре стала для него важнее всего прочего. Тогда как он по-прежнему оставался лишь неприятным эпизодом в ее судьбе.
Арей видел это по тому, как она порой смотрит на улицу за окном. С тоской. Только и ждет, как вырваться и сбежать. Она как в проклятой человеческой сказке приручила его, но почему-то забыла, что теперь в ответе за него. Маленькая принцесса. Не его, чужая. Всегда была и всегда будет.
– Расскажи о себе, – как-то попросила она, и он завис. Никто никогда не просил его о подобном. Даже Феб не мог похвастаться, что знает историю его жизни, а ведь он близкий друг.
Арей не стал бы говорить, попроси об этом кто-то другой, а ей рассказал. Про детство, главное воспоминание которого – холодный, вечно требующий высоких результатов отец. Про юность и соперничество с братом. Про подготовку к экспедиции. Наконец про первое впечатление от Земли.
– Мы изучали слайды и видео, готовились к тому, с чем предстоит столкнуться, но, едва оказавшись здесь, я ослеп от красок, – признался Арей. – Их было так много, и все такие яркие. До сих пор режет глаза, если долго смотреть на листву. Не могу привыкнуть.
– Кто бы подумал, что ты такой чувствительный, – поддела она с улыбкой.
Рассказ действительно вышел откровенным. Слишком. Но ей открыться было легко и даже приятно.
У них было много таких разговоров. Он ценил каждый. Это было что-то новое. Арей, словно первопроходец, ступил на неизведанную землю. Здесь любой шаг таит опасность, потому что непонятно к чему приведет. Просто общаться, узнавать друг друга. Слушать что-то о ней, рассказывать что-то о себе. Никогда с ним такого не было.
Но возможно ли устоять перед искушением? Когда все твое естество подчинено жажде обладания. Когда только и делаешь, что думаешь о ней. Как она, где она, с кем она. Смотришь на самую желанную женщину в жизни и не смеешь коснуться. От этого жгутом скручивает внутренности. Ненавидишь самоконтроль за то, что он есть и работает.
Арей прикрыл веки, мучительно вздохнув. Сколько ни пытался, не выходило справиться с безумием. Тот факт, что он до сих пор держится на расстоянии от Рады, одновременно и победа, и проигрыш.
А она дразнит. Сядет поодаль, ногу на ногу закинет и покачивает носком. Смотрит искоса – заметил? Еще бы! Эти стройные ноги сложно не заметить.
Или волосы соберет руками вверх, чтобы ветерок подул на шею. Платье при этом на груди натягивается так, что проступают очертания острых сосков. Одежда уже не помогает от разгула фантазии. Он знает ее тело, в память впечатан каждый изгиб. Немного воображения, и он видит округлые груди, плоский живот, переходящий в гладкий лобок. Рада будто стоит перед ним обнаженная, и это совсем не способствует контролю.
Вид Рада при этом имела самый невинный. Монашка-искусительница. Спроси напрямую, зачем его соблазняет, наверняка ресницами захлопает. А что я? Я ничего. Сижу, никого не трогаю.
Возможно, что это правда, и Арей все придумал. То, что ему казалось соблазном, для девушки обычное движение. Но так уж вышло, что его в ней заводило абсолютно все.