Захар Беркут

Счастлива была Тухольщина, ибо до сих пор как-то не замечали ее несытые очи князей и бояр. То ли потому, что лежала она так далеко между гор и скал, то ли потому, что особенно большого богатства в ней не было. Довольно того, что пс-тему-то у бояр не было охоты забираться в такую глушь. Однако и это счастье было недолговечно. Вдруг в один прекрасный день заехал в Тухольские горы боярин Тугар Волк и, не говоря никому ни слова, принялся на холме над Опором, в отдалении от Тухли, однако на тухольской земле, строить себе дом. Тухольцы сначала изумленно молчали и не мешали непрошенному гостю, затем стали допытываться, кто он, откуда и зачем явился сюда?

— Я боярин князя Даниила! — гордо ответил им Тугар Волк. — За мои заслуги князь наградил меня землями и лесами в Тухольщине.

— Но ведь это земли и леса общины! — возражали ему тухольцы.

— Это меня нисколько не касается, — отвечал им боярин. — Идите и у князя добивайтесь своих прав. У меня есть от него грамота, и больше я ничего знать не хочу!

Тухольцы качали головами на такие боярские речи и не говорили ничего. А боярин между тем держался все так же высокомерно, похвалялся княжеской милостью да княжеской волей, хотя в конце концов ни в чем не стеснял тухольцев и не вмешивался в их общинные дела. Тухольцы, а особенно те, что помоложе, поначалу, не то из любопытства, не то из обычного чувства гостеприимства, частенько встречались с боярином и оказывали ему кое-какие услуги, но вдруг все это как ножом отрезало: перестали ходить к нему и явно всячески избегали. Это сперва удивило, а затем и рассердило боярина, и он начал теперь чинить тухольцам всякие пакости. Дом его стоял у самой тухольской дороги, и Тугар, следуя примеру прочих бояр, поставил на дороге огромную рогатку и требовал с проезжих пошлины. Но тухольцы были тугой народ. Они поняли сразу, что тут начинается решительная борьба, и постановили, по совету Захара Беркута, отстаивать твердо и неотступно свои права до последней крайности. Через неделю после того как была устроена застава, тухольский общинный совет прислал своих уполномоченных к Тугару Волку. Уполномоченные задали ему краткий и прямой вопрос:

— Что делаешь, боярин? Зачем запираешь дорогу?

— Так мне хочется! — ответил надменно боярин. — Если в том вам обида, идите жалуйтесь на меня князю.

— Но ведь это дорога не княжеская, а общинная.

— Это меня не касается!

С тем уполномоченные и ушли, но вскоре по уходе их явилась из Тухли целая ватага сельской молодежи с топорами и без шума изрубила рогатку в мелкие куски, сложила из них костер и сожгла неподалеку от боярского двора. Боярин неистовствовал у себя во дворе, проклиная грязных смердов, но препятствовать им не осмелился и после этого второй рогатки не ставил. Первое нападение на общинные права было отбито, но тухольцы не предавались преждевременной радости, — они хорошо знали, что это только первое нападение и что за ним надо ждать других. И действительно, так оно и случилось. Однажды прибежали в Тухлю овчары, сообщая с воплем печальную весть о том, что боярские слуги сгоняют их с самого лучшего пастбища. Не успели овчары толком поведать об этом, как прибежали общинные лесники с известием, что боярин отмеривает и отводит для себя громадную площадь самого лучшего общинного леса. Опять общинной совет послал выборных к Тугару Волку.

— За что, боярин, обижаешь общину?

— Я беру только то, что мне мой князь подарил.

— Но ведь это не княжьи, а общинные земли! Князь не мог дарить то, что ему не принадлежит.

— Ну, так идите жалуйтесь на князя! — отвечал боярин и отвернулся.

С той поры началась настоящая война между боярином и тухольцами. То тухольцы сгонят боярские стада со своих пастбищ, то боярские слуги сгонят тухольские отары. Лес, захваченный боярином, сторожили общинные и боярские лесники, между которыми не однажды дело доходило до ссоры и драки. Это бесило боярина с каждым разом все больше, и он, наконец, приказал убивать скот тухольцев, пойманный на захваченных им пастбищах, а одного общинного лесника, задержанного в захваченном лесу, велел привязать к дереву и сечь терновыми розгами до полусмерти. Это было уже слишком для тухольской общины. Много голосов раздавалось за то, чтобы по давнему обычаю применить к боярину закон о непокорных и вредных членах общины, разбойниках и ворах и выгнать его из пределов общины, а дом разрушить до основания. Большак часть общинников согласилась с этим, и, наверно, круто пришлось бы в ту пору боярину, если бы Захар Беркут не высказал мнения, что не полагается осуждать никого, не выслушав сначала его оправданий, и что справедливость требует призвать боярина прежде всего на общинный СУД. Дать ему возможность высказаться, и затем уж поступать с ним так, как постановит община, сохраняя полное спокойствие и рассудительность. Этому разумному совету и вняла тухольская община.