Закаты

Наконец сапог налез, больно теранув пятку, Чижов встал и пошёл следом за женой, которая уже спускалась по ступенькам крыльца. Догнав её, он спросил:

— Что-нибудь случилось, Ладушка?

— Случилось, — тихо и страшно ответила она. — Пойдём вон туда, в лес.

— Что? Не томи! — взмолился Чижов, почему-то продолжая думать, что он в чём-то чудовищно провинился, хотя, сколько он ни гадал лихорадочно, никакого такого сокрушительного греха за собой не знал.

— Сейчас, сейчас... — ускоряя шаг, бормотала жена.

— Зачем ты привезла с собой эспадроны?

— Сейчас, сейчас...

Они дошли до дороги, перешли через неё, и под ногами зашуршала сухая трава, оволосатившая мягкую, пружинистую почву. То тут, то там виднелись кучи, какие обычно выпрастывают из-под земли кроты, но только кучи эти были необычайно большие, раза в три крупнее, нежели обычно. Не наврал Вячеслав про гигантских кротов. Неужто не наврал и про греховное сожительство отца Николая с Натальей Константиновной? Чижов рад был бы чем угодно пожертвовать, лишь бы только это оказалось клеветой.

— Так что же случилось, Лада?

Она остановилась на краю леса и повернулась к нему лицом. Глаза её выражали муку.

— Я тебе изменила, Чижов.

— Не понимаю. Когда? Как это могло случиться?.. А впрочем, я даже знаю, с кем. С Белокуровым?

— Да.

— Понятно. Ну ты даёшь, ёлть!

Василий зашагал вдоль леса, не понимая, убило ли его сообщение жены или только ударило. Он с ужасом понимал, что теперь почти равнодушно относится к происшедшему. Вчера, когда на него несколько раз накатывала ревность, когда вспоминалось, с каким необычайным увлечением Лада смотрит на Белокурова и слушает его озорные речи, — вчера уже всё и произошло, и он словно уже был осведомлён об измене жены задолго до её приезда и признания. А теперь это было не так больно. Теперь, как это ни странно, Василия Васильевича гораздо больше волновало, венчаны ли отец Николай и матушка Наталья.

Неверная жена шла чуть позади, стараясь не отставать от обманутого мужа. Наконец не выдержала:

— Вася, скажи что-нибудь.

Он остановился, оглянулся, глубоко вздохнул. Вдруг, сам того не ожидая, улыбнулся, протянул руку и погладил жену по щеке.

— Эспадроны-то зачем?

— Хотела, чтоб ты заколол меня.

— Сразу двумя?

— Нет... В порыве схватила весь чехол, когда выходила из дому, направляясь сюда. Потом только, в метро уже, сообразила, как это смешно и глупо. Фарс какой-то. Но не возвращаться же и не выкидывать их.

Она замолчала, на лице её изобразилась уже не боль, не отчаяние, а детская лукавая виноватость — простите, я больше не буду.

— А может, всё-таки заколешь? — вырвалось у неё.

— Ну конечно, — хмыкнул Василий Васильевич. — И пойду потом с отцом Николаем чай пить. Или ещё лучше — проткну тебя эспадронами посреди церкви.

Он опять зашагал вдоль леса. Сделав шагов десять, спросил:

— Как хоть всё произошло-то? Хотя я даже не знаю, хочу ли я это знать.

— Ты должен выслушать одну вещь, — заговорила изменница уже без тени лукавства в голосе, а снова взволнованно. — После того, как он побывал у меня...

— Что?! — вспыхнул Чижов. — У тебя?! У нас?! Ты привела его в наш дом?! Дрянь какая!

В какое-то мгновенье он готов был схватить эспадрон и пронзить изменницу. Потом взял себя в руки.

— Хотя, конечно, — злобно усмехнулся он, остывая. — Куда ж ещё вы могли деться, зачем искать другого места, когда муж уехал, квартирка свободна. Как банально!

— Послушай меня, Вась! Ты всё-таки должен знать одну вещь.

— Ну? Что там ещё я должен знать? Надеюсь, он не оказался импотентом?

— Не надо так грубо. Пусть я буду дрянью, а ты держи себя в руках, ладно? Так вот, когда он под вечер вчера уехал, мы договорились, что он вскоре приедет снова, утром.

— А, стало быть, занравилось!

— Ну Вась!

— Ну что ну Вась? Ну Лад! Здорово получается — не только бьют, но ещё и роптать не дают! Таракан не ропщет! Ну и почему же ты не дождалась своего утра? Он позвонил и сказал, что второй серии не будет?

— Нет. Произошло нечто необъяснимое. Или, наоборот, очень объяснимое... Поверишь или нет, я вдруг чётко услышала женский голос, произнёсший одно только слово: «Закаты!»

— Закаты?

— Да, Закаты. И я не могу даже точно сказать, услышала ли я его внутри себя или где-то далеко снаружи — на улице, с потолка, с неба... И что самое удивительное, голос мне был одновременно и знаком и не знаком. И только потом я поняла, кому он принадлежал.

— Кому?

— Ей.

— Ну понятно, что ей, ты уже сказала, что женский голос. Только кому — ей?

— Это была моя Елизавета. Алапаевская мученица. Моя небесная покровительница. И я больше не буду Элладой... И тогда я быстро собралась и рванула на Рижский вокзал. Успела на псковский поезд.

Она замолкла, с надеждой глядя на обманутого мужа. Затем робко спросила:

— Ты веришь мне?

— Верю, — со вздохом ответил Чижов. — Но ещё не знаю, смогу ли жить с тобой дальше.

— Это понятно. — Она опустила глаза.

— Мне надо идти к отцу Николаю.

— Можно я останусь и встречу тут Пасху?