Закалённый сталью

Так и болтали два красноармейца. Лес на горизонте медленно наполнялся светом, предвещая новый день, готовящий очередной бой. Гаврилов расспрашивал словоохотливого Ивана обо всем, для себя твердо решив, во что бы то ни стало, попасть в роту Кузнецова. Насколько он знал, подобные случаи были в полку не редкостью. Командиры переводили в его роту тех, кого он хотел. Непонятно, как он этого добивался, но, если боец приглянулся, глазом не успеешь моргнуть, а уже в первой роте служит. Оставалось только не упасть в грязь лицом и показать себя перед новым командиром достойным этой чести.

Окончательно рассвело. На позицию Гаврилова несколько раз подходил Кузнецов, расспрашивал все ли он понял в работе с немецким пулеметом, заставил несколько раз разобрать и собрать его, набить участок ленты, поменять ствол. Приказал тренироваться заряжать ленту так, чтоб с закрытыми глазами все получалось молниеносно.

Красноармейцы, которые отводили пленных немцев, давно вернулись и привели подкрепление из состава первой роты. Еще двадцать три человека. Основные силы полка готовятся ударить с севера, а их высота необходима, чтоб отвлечь внимание на себя. Немцы пойдут в атаку на нас, пытаясь вернуть утраченные позиции. Как только максимально сосредоточим внимание на себе, тогда и полк ударит по фрицам с фланга. Оставалось только выманить их.

Иван, сходив за сухпайком, со смехом рассказал, что на очередной звонок от фрицев ответил уже сам Кузнецов, предложивший им сначала сдаться, а потом, на их возмущение, долго костерил отборной немецкой бранью, где «швайне» было самым мягким из выражений. После фразы о том, что примет у них капитуляцию только после того, как они приползут сдаваться в исподнем, – они отключились. Но он перезвонил… И еще какое-то время объяснял, что они некультурная нация, раз бросают трубку, не дослушав собеседника, что он с удовольствием преподаст им несколько уроков хорошего тона. Потом просил прислать несколько человек, чтоб забрать обгаженные подштанники тех, кто оборонял эту высоту. Немцы отключились после фразы, что подштанники эти они могут использовать вместо своего боевого знамени, и больше на связь не выходили.

Вероятно, рассказ быстро разлетелся по окопам – то тут, то там, периодически, раздавался хохот красноармейцев. Гаврилов сам от души посмеялся над подробным пересказом Ивана. Насколько рассказ был правдивым, да и были ли на самом деле подобные переговоры с немцами, уже никого не интересовало. От человека к человеку, он, как снежный ком, обрастал все новыми подробностями и новыми выражениями, которые, якобы, заворачивал Кузнецов в адрес немецкого штаба. Да и имеет ли значение правдивость этой байки, если красноармейцы в окопах, будто сбросив тяжеленный груз с души, с улыбками ожидали атаки фрицев.

Гаврилов с пулеметчиком наскоро перекусили. Минут через двадцать к ним снова подошел Кузнецов. Спрыгнув в окоп, спросил:

– Не спите?

– Никак нет, товарищ командир! – бодро ответил Иван.

– Вань, смотри, пленные утверждают, что с артиллерией у немчуры на этом участке туго. Но начнут, скорее всего, минами накрывать, минометов у них в достатке. Гаврилова научи укрываться. В соседнем селе, вроде, стоит у них танковая рота. При полном штате, это девятнадцать танков. Все на нас, естественно, не кинут, но, может, что и перепадет. Оптимально им на высоту забираться – как раз через твою позицию. Гранат у нас мало, бутылок, так и нет, вовсе. Да и те, что есть, в основном, «колотушки» – толку от них против танков никакого. Если попрут – людей я перекину, но твоя задача – сбивать пехоту. Танки без поддержки – груда металла. Остается только гусеницы гранатами сбивать. На танки не отвлекайся, отсекай пехоту. Постоянно. Чтоб за броней ни один фриц не прошел. Дальше не ваша забота.

– Понял, командир, сделаем.

– По пехоте открывай огонь издалека. Наша задача – выманить их как можно больше на себя. Чем яростнее они по рации будут визжать о том, что нуждаются в подмоге, тем нам же и лучше. Позицию меняй постоянно. Не засиживайся. Запоминай еще – вон в том лесочке, – указал Кузнецов рукой направление, – припрятаны у меня полтора десятка бойцов. Как немчура с опушки выйдет, под их огонь попадет. Наступать оттуда немцам не удобно, а для засады по наступающим – самое оно. Не постреляй их ненароком.

– Понято, товарищ старший лейтенант! – бодро ответил пулеметчик улыбаясь.

– Ну все, бывайте! – скороговоркой пробурчал Кузнецов и пошел по окопу дальше инструктировать.

Прошло еще какое-то время. Гаврилов начал дремать на дне окопа с пулеметной лентой в руках, как услышал голос пулеметчика, явно обращенный к нему:

– Долго немцы молчат. Время уже к десяти близится, а от них тишина. Забыли, что ли про нас?

– Как же, забудут они, – сурово пробурчал Семен, злясь на себя, что поддался власти сладкой дремоты.

– И то верно, – зевнув, медленно произнес Иван.