Зак и Мия

Земля и гравий разлетаются из-под колес, тачка быстро разворачивается и мчится прочь. Я остаюсь совершенно одна, с рюкзаком и костылями, в темном-претемном лесу.

Как хорошо, когда темно.

Так темно, что себя не видно.

Зак

К счастью, по дороге домой никто не вспоминает чертов трофей. К моменту, когда мы рассаживаемся вокруг телевизора с мороженым, я и сам уже о нем не помню. С экрана рассказывают про ландшафтный дизайн, мама с папой и Эваном обсуждают урожай оливок. Я ужасно им всем благодарен, что они ведут себя как ни в чем не бывало. Словно вечер как вечер, и все в порядке.

Сестра зовет меня с улицы. Точно: сегодня же пятничный вечер. Бекки уже ждет меня на пороге с клюшками для гольфа. Я напяливаю резиновые сапоги, беру фонарики, и мы идем по мощеной тропинке, туда, где овцы и козы уже собрались спать, привалившись друг к другу большими шерстяными комками. Бекки светит на овец, присматриваясь, не собирается ли какая из них ягниться. Затем она направляет луч фонаря туда, где альпаки. Пятеро спят, сложив передние ноги, а три другие фыркают и отступают вглубь загона, включая старшую альпаку, Дейзи.

Мы вешаем фонари на рейки ограды, чтобы осветить себе дорожку, и Бекки занимает исходную позицию с клюшкой.

Из кенгуриных какашек получаются идеальные снаряды: они сухие и достаточно плотные, так что даже со свежими легко управляться. А вот овцы и козы оставляют влажные кучки, которые разлетаются при контакте. В общем, гольф с овечьим дерьмом до добра не доводит, так что мы его оставляем в покое вместе с обитателями загона.

Маму больше всего раздражает дерьмо диких кенгуру, потому что его разносит повсюду – оно валяется и в загонах, и у входа в лавку, и в туалетах для туристов, и на свежемощеной террасе, и под скамейками, и на дорожке вдоль всего контактного зоопарка. Кенгуру перепрыгивают через любой забор в поисках съестного, и оставляют за собой кучу снарядов для гольфа, которые позволяют нам не скучать по пятницам. Пятничный вечер – время уборки на ферме перед наплывом туристов на выходных.

Бекки из-за беременности стоит в немного неправильной позе, но ее удар по-прежнему безупречен. Она отправляет какашку за какашкой далеко за пределы ограды, мимо растущих внизу олив. По-моему, она втайне мечтает стать великой гольфисткой. Пресса была бы в восторге от интервью о тренировочном режиме: тысяча какашек в неделю.

– Эвана, по ходу, снова ждет облом в делах сердечных, – говорит Бекки.

– Кто у него на этот раз?

– Француженка. Ты ее разве не видел? Знойная такая штучка. Ей двадцать один.

– То есть, папа набирает всяких француженок на сбор урожая? Вместо меня? И кто он после этого?

– Да там компания из шестерых студентов приехала, Зак. Дело не только в тебе.

– Блин, ну я же, в конце концов, не руки лишился!

– Сам знаешь: рекомендации врача – закон.

Вся моя семья вызубрила исчерпывающую брошюру «Вы пережили трансплантацию костного мозга: Что дальше?», включая Эвана, чей интерес к чтению обычно ограничивается журналом «ЗооНеделя». В брошюре сказано, что мне на ближайшие 12 месяцев строго противопоказаны контактные виды спорта, а также бег, вождение квадроцикла, физический труд и работа с механическим оборудованием. Домашнее задание, как назло, в этот список не входит.

– Бекки, ну одно дело участвовать в мотокроссе, другое – собирать оливки.

– Ничего. Будешь помогать мне кормить зверинец. Папе некогда, ему нужно все объяснить собирателям, а потом подвалит целый автобус с туристами. Сегодня же первый день каникул! – напоминает она мне. Как будто я мог забыть.

– А как мне знакомиться со знойными студентками, если я буду торчать здесь с малышней?

– Я отправлю кого-нибудь в разведку, – обещает Бекки. – Там, кстати, есть одна немка…

– Не-не-не. После трансплантации это все равно что предложить мне инцест.

– Ну ладно, вроде бы есть еще итальянка. Или новозеландка… я все разузнаю! – тараторит Бекки. – Тебе правда надо развеяться. Роман с иностранкой – отличный способ.

Сестра не догадывается, что девушек в моей жизни и так избыток. Я же теперь достопримечательность: старший в классе, второгодник. Меня то и дело дергают на переменах с просьбами помочь, поскольку в части предметов я шарю лучше остальных. Но дело не только в этом: девушки ведутся на уязвимость. Я же вижу, как они разглядывают мои шрамы. Что ведут себя подчеркнуто деликатно, словно я хрупкий груз с наклейкой «НЕ КАНТОВАТЬ».

Мне не нравится, когда вокруг меня ходят на цыпочках. И мне не нужно сочувствие.

Размахнувшись, я бью по кенгурушному снаряду. Мимо. Он приземляется на крыше курятника, и птицы, разбуженные шумом, испуганно хлопают крыльями.

– В твоей брошюре не возбраняется легкий флирт, – продолжает Бекки.

– Значит, планируешь выступить в роли сводницы?

– Между прочим, тебе надо поработать над характером, раз уж спортивная карьера прахом пошла.

Я размахиваюсь клюшкой и бью по следующему комку с такой силой, что он уносится в ночь с приятным свистом.

– Ничего так, – впечатляется Бекки.

Прислонившись к забору, она позволяет мне раскидать оставшиеся комки какашек самому.