Загул

Вздохнув, Игорь приготовился к тяжелому разговору, но милиционер достал из столика общую тетрадь и что-то молча в ней записал.

– Отчет, – пояснил он. – Профилактическая беседа произведена с гражданином… как вас?..

– Почечуев, – сказал Нефедов.

– С гражданином Почечуевым. Распишитесь вот тут.

– Спасибо!.. – Игорь выдохнул с облегчением. – Спасибо огромное… Мне можно идти?

Менты и ротвейлер переглянулись.

– Хотите так сразу?.. А вы под поезд не свалитесь?

– Ни в коем случае! – горячо заверил Нефедов. – Мне еще надо на электричку успеть.

Ротвейлер пошевелил бровями.

– Ну ладно, – разрешил мент, производивший задержание. – Ехайте, гражданин Почечуев. Но чтобы дома и сразу в постель.

Он лично вывел Нефедова на платформу и, сделав опять попытку козырнуть, посадил его в поезд.

Хинкали

– Ты хоть бы кровать заправил.

– Вот еще… Горничная придет.

– Придет она, как же…

Горничную тут действительно не дождешься. Оно и неудивительно, ведь курортный сезон в здешних краях сменился уже мандариновым. Пансионатская обслуга смотрит на последних отдыхающих с отвращением, а чаще не смотрит вовсе. Все свои запасы общительности местные служащие изливают друг на друга. Собравшись числом от двух в коридоре или где-нибудь на углу, они часами орут и жестикулируют. Крик – их естественная форма коммуникации; жители Кавказа, они так и беседуют, словно сидят на разных горах. Однако о чем они говорят – это отдыхающих не касается.

А постель Игорю и впрямь не мешает прибрать – свою половину. Вселившись в этот номер, Нефедовы первым делом сдвинули кровати, образовав из них подобие двуспального ложа. Но только подобие, потому что посередине оно все равно разделяется жестким ребром. На ночь глядя Игорь с Надей встречаются то «у него», то «у нее», но потом раскатываются и спят врозь. Соответственно и по утрам: каждый заправляет свою постель отдельно. Точнее сказать, Надя свою заправляет, а Игорь ждет горничную.

Игорь ждет горничную, горничная ждет, когда они съедут из пансионата, а в результате обстановка в номере имеет весьма неприглядный вид. Смятые простыни с пятнами мандаринового сока; на столе гора оранжевых корок, обрывок лаваша и недопитая бутылка местного полусладкого, по которой вверх медленно ползет местная, уже полудохлая муха. Она доберется до горлышка и упадет внутрь бутылки, чтобы красиво, по-кавказски, умереть, утонув в вине.

Радио в номере скрежещет одними согласными. Передачи на русском, как и горячая вода в душе, бывают здесь только по часу в день, но выключить репродуктор нельзя, потому что тогда станет слышно происходящее за стеной. А происходит там круглые сутки одно и то же – в соседнем номере отдыхают молодожены или сбежавшие на курорт любовники, хотя времяпрепровождение их отдыхом не назовешь.

– Для чего только людям дают путевки… – неодобрительно замечает Надя. – Могли бы и погулять для разнообразия.

– Угу… – вяло соглашается Игорь и делает радио погромче.

– А ты… не хочешь? – предлагает она неуверенно.

– Погулять, ты имеешь в виду?

– Может, хинкали наконец попробуем…

Игорь отвечает не сразу. Под прогулкой Надя подразумевает очередную поездку в город. Ходит туда единственный, не признающий расписания рейсовый автобус, маршрут которого непредсказуем и зависит от надобностей водителя и его многочисленных местных приятелей. Денег за проезд водитель с приятелей не берет, а убыток компенсирует за счет отдыхающих. Если, к примеру, спросить у него сдачи с рубля, то он сильно разгневается. Впрочем, сдачи с рубля здесь не дают и в магазинах тоже.

Что же насчет хинкали, то о них Нефедовы узнали от Ксенофонтова. Он отдыхал тут до них, в этом же пансионате и по такой же профсоюзной заводской путевке.

– Место – дыра дырой, – рассказывал Ксюха, – особенно в несезон. Но хинкали у них – объедение; единственное вообще, зачем стоит туда поехать.

Слова Ксенофонтова подтверждаются, но пока только в том, что касается места. До хинкали у Игоря с Надей дело еще не дошло, хотя найти забегаловку, где они готовились, труда никакого не составляло. В первый же день, примкнув к очереди таких же, как они, курортников, Нефедовы получили право насладиться запахом вареных пряностей. К несчастью, у дядьки, заведовавшего на раздаче дырчатым черпаком, было местных приятелей еще больше, чем у водителя автобуса. Белокожие чужаки, томящиеся в очереди, лишь молча печалилась. Как и следовало ожидать, бак с хинкали опустел ровно перед нефедовскими носами. Это еще надо было счесть удачей, потому что в последующие дни хинкали кончались гораздо раньше.

– В другой раз захады, – бросал равнодушно заведующий черпаком и закрывался ставней.

Увы, всякий раз, что ни заглядывали они в хинкальную, заведение полно было горланящих аборигенов, компанию которым мог составить разве что проныра Ксенофонтов.