Заграница

– Я же говорю, что это Москва, а они – москвичи. Мы с тобой в первый раз в столице и она нам как не понравилась с аэропорта, так и не нравится, по сей час. Хочу домой, в Алма-Ату.

– Я тоже. Но главное – не раскисать. Впереди ещё много дорог. А Москва – это для нас временное пристанище. Завтра или уже сегодня убудем из столицы.

Москва действительно с первых минут не понравилась Муратбаевым. Столица ощущалась совершенно чужой, не гостеприимной. Огромный город жил в непривычном оживлённом ритме, который в некоторой степени пугал приезжих, особенно тех, кто попадал сюда впервые. Для последних Москва надолго оставляла впечатление большого оживлённого вокзала, где все суетились. Одни убывали из столицы, а другие в ещё большем количестве прибывали. К тому же, эти впечатления отягощались грузом двух чемоданов и других носимых вещей. Хотя вещи покоились в камере хранения в аэропорту, но всё же их присутствие и перспектива дальнейшего путешествия с ними как-то тяготила сознание.

Мурат раньше представлял Москву другой. Оказалось, что и Мира имела ошибочные представления о воспетой столице великой державы. Да и сами москвичи отличались от алмаатинцев и уссурийцев. Мурат и Мира сделали вывод, что жители столицы в своём большинстве полноваты, несколько высокомерны, подчёркнуто деловиты. Почти все москвичи не разглядывают всё то, что их окружает, не всматриваются в схемы метро, ни у кого, ни о чём не расспрашивают и создают впечатление самого читающего народа. Как только москвич или москвичка занимали удобное для своего тела положение, тут же доставали из кармана или сумки газету или книгу и уходили в торопливое чтение. Приезжие же внимательно всматривались в схемы метро, смотрели на достопримечательности города, обращались к прохожим за подсказками о том, как быстрее добраться туда-то или где удобнее приобрести что-то.

Июньское утро, набираясь солнечной силы, одаривало белокаменную столицу летним теплом. Здесь в сравнении с Уссурийском и солнце было тёплым, не жарким, как в Алма-Ате и небо здесь виделось более светлым с лёгкой голубизной.

В девять часов парадный вход в здание Главного управления правительственной связи уже было свободным. Мурат решил, что теперь пора и ему попасть внутрь. Обращаясь к Мире, он спросил, нежели сообщил:

– Ну, что, наверное, пора? Я пойду! А ты подожди меня здесь.

Она благословила его по-своему:

– Попытка номер два. Ни пуха, ни пера!

– А при чём здесь подушка?

– Какая подушка? Надо говорить: «К чёрту!».

– Я думал ты о подушке, в которой ни пуха, ни пера. Шучу! Ну, тогда – к чёрту такую подушку! Ну, в общем, к чёрту!

– Иди, иди! Сейчас будет тебе там и подушка, и свисток.

Всё оказалось проще, чем думал лейтенант. Дежурный позвонил в один из отделов кадрового аппарата и доложил о прибытии лейтенанта Муратбаева за паспортами. Не прошло и пяти минут, как с той стороны к выходу подошёл средних габаритов энергичный подполковник. Он был в форменной рубашке с погонами. Весь наглаженный, просто образец. Внешний вид и чисто выбритое холёное лицо старшего офицера выдавали в нём закоренелого управленца. Он предъявил дежурному своё удостоверение в развёрнутом виде. Прапорщик внимательно изучил документ в красных пухлых корочках и посторонился, пропуская офицера на выход. Мурат не был уверен, по его ли душу подполковник так быстро оторвался от своих важных дел. А потому лейтенант и не двинулся навстречу выходившему через двери офицеру. Но как только он миновал двери, штабист мгновенно организовал на лице дежурную улыбку, направленную на лейтенанта. Теперь Мурат понял – подполковник по его душу.

– Мурат Сарсенбаевич? – подполковник, не снимая улыбки, протянул руку для приветствия.

Лейтенант, готовый к официальному представлению, как того требует воинский устав, ответив коротко: «Так точно!», немного растерялся. Он не знал, как поступить в таком случае. То ли как положено, приложив руку к фуражке и длинно по-уставному представиться, или же ограничиться только рукопожатием. По первому варианту старшему пришлось бы ждать с протянутой рукой. Так получалось не совсем красиво. Мурат быстро сунул свою руку навстречу руке подполковника. Тот, пожимая руку лейтенанта, поздравил:

– С прибытием в столицу!

– Спасибо, товарищ подполковник!

– Я, подполковник Шпалин Виктор Моисеевич, старший офицер отдела кадров управления. Дайте мне ваше удостоверение, выпишу разовый пропуск. Ожидайте здесь.

Дежурный прапорщик, вновь внимательно просмотрев удостоверение подполковника, позволил ему войти. Такая строгость процедуры пропускного режима удивила Муратбаева. Не смотря на то, что прапорщик сам наблюдал через стекло дверей за короткой встречей подполковника и лейтенанта он вторично, при входе проверил удостоверение старшего офицера. При всём этом подполковник без напоминаний сам предъявил дежурному удостоверение в развёрнутом виде. Было понятно, что такое строгое правило пропускного режима ни кем не оспаривалось и строго дисциплинированно выполнялось всеми.