Потом они попали внутрь, в огромную камеру, полную плетеных коробов с сухим молоком и оборудованием для горных работ, если верить трафаретным надписям на них. Двейн еще повернулся к седому и в растерянности спросил, что это значит, а тог громко расхохотался.
Он стащил один из ящиков на пол, сорвал крышку острым концом какого-то крюка, и из короба, стуча о пол, посыпались короткоствольные ружья с матово блестящими жерлами. В одном коробе умещались восемь штук, а коробов тут были сотни. Двейн поднял одно ружье, переломил ствол, заглянул в камеру, в которой при нажатии на курок с неистовой силой взрывалась крошечная капсула с ураном-235, сеявшая радиоактивную смерть на расстоянии в три тысячи ярдов…
И это воспоминание тоже оборвалось. Двейн встал и оглядел свое осунувшееся лицо в зеркале над койкой.
“Говорят, что я убийца, — подумал он. — Наверное, я впридачу и подпольный торговец оружием. Господи, кто же я еще?”
Отражение встретилось с ним взглядом — бледное искаженное лицо, казавшееся еще бледнее в обрамлении огненно-рыжей шевелюры. Он не смог прочесть на этом лице ответа. Эх, если б только вспомнить…
— Ладно, Двейн, — донесся от распахивающейся двери зычный голос охранника, — довольно строить себе глазки.
Двейн оглянулся. Охранник мотнул головой.
— Губернатор Андриас желает говорить с тобой. Немедленно. Не вынуждай губернатора ждать.
Длинная узкая комната с ковровой дорожкой от двери до громадного тяжелого стола — так выглядел кабинет Андриаса. Входя, Двейн почувствовал, что к нему возвращается еще какое-то воспоминание. Один из древних диктаторов Земли прибегал к точно такому же психологическому фокусу, чтобы повергать в трепет тех, кто приходил к нему на поклон. Муслини или что-то в этом роде…
Но фокус не удался: у Двейна были другие заботы. Он прошел тридцать футов по комнате, убранство которой должно было преисполнить его сознанием собственного ничтожества, таким же спокойным шагом, каким ходил на своей родной планете, когда дышал свежим воздухом.
Только что это за планета? А впрочем, неважно.
Охранник стал в дверях, и Андриас взмахом руки удалил его.
— Ну, вот и я, — сказал Двейн. — Чего тебе надо?
— Я велел обыскать корабль, — ответил Андриас. — То, что мне нужно, находится на борту. Это обстоятельство на какое-то время продлевает твою жизнь. Однако груз записан на тебя. Я мог бы силой завладеть им, если нужно, но предпочитаю не делать этого. — Он взял со стола какую-то бумагу и передал ее Двейну, — Вел ты себя плохо, но еще можешь остаться в живых и даже взять деньги за ружья — долю Стивенса и свою собственную. Это доверенность, по которой мои люди могут взять четыреста двадцать ящиков с обезвоженными продуктами и бурильным оборудованием из трюмов “Камерона” — корабля, доставившего тебя сюда. Подпиши ее, и мы забудем наши разногласия. Но только немедленно. Давай покончим с этим, Двейн, а то я уже теряю терпение.
— Нет, — без всякого выражения ответил Двейн.
Желтоватое лицо Андриаса побагровело, челюсти сердито сжались, а голос звучал угрожающе, потому что Андриас не вполне владел им.
— Я тебе шею сверну, Двейн, — тихо проговорил он,
Двейн посмотрел ему в глаза и увидел в них смерть. Он мысленно содрогнулся.
Да и какая разница?
— Давай перо, — бросил он.
Андриас глубоко вздохнул. Видно было, как он расслабляется, как сдерживаемая злоба оставляет его, как вновь становится бесстрастным лицо. Он молча подал Двейну бумагу и перо и смотрел, как тот выводит на листке свое имя.
— Так-то оно лучше, — сказал Андриас и задумчиво помолчал. — Но еще лучше было бы, если б ты не мурыжил меня так долго. Я не прощаю этого своим партнерам.
— Деньги, — сказал Питер. Коль уж он начал играть свою роль, притворяясь, будто знает, что делает, надо играть до конца. — Когда я их получу?
Андриас взял бумагу и внимательно изучил подпись. Он с задумчивым видом сложил ее, запихнул в карман и ответил:
— Условия, разумеется, должны быть пересмотрены. Я предлагал сто десять тысяч земных долларов и заплатил бы, но ты рассердил меня. Придется теперь тебе платить за это.
— Я уже заплатил, — сказал Двейн. — Довольно я из-за тебя натерпелся. Выдай мне все, что задолжал, если хочешь и дальше получать товар.
Это был выстрел наугад, и он не достиг цели.
Андриас вытаращил глаза.
— Ты меня удивляешь, Двейн, — сказал он, потом поднялся, обошел стол и остановился напротив Питера. — Я уже начинаю думать, что ты и взаправду, лишился памяти. Иначе ты, разумеется, знал бы, что больше мне ружей не надо. С теми, которые у меня есть, я просто возьму все, что пожелаю!
— Значит, ты готов… — начал было Двейн. Он умолк, пытаясь осознать услышанное, но тут не требовалось никаких раздумий. Его руки, сцепленные за спиной, уже напряглись и сжались в кулаки, уже напружинились мышцы ног. — Ты готов, — повторил он. — Ты вооружил здешних ссыльных, самые грязные отбросы девяти планет. Ты хочешь предать Лигу, наделившую тебя властью на Каллисто… Что ж, это все меняет. Такого я не допущу!