Загадочный Шекспир

То, что сюжет присутствует в двух независимых друг от друга ранних интерпретациях, конечно, не гарантирует его правдивость, но, по крайней мере, показывает, что такая история имела хождение. Роу ее не выдумывал. Он также отмечает интригующий намек на факт браконьерства в одной шутливой беседе в «Виндзорских насмешницах» (ок. 1597), когда глупый судья Шеллоу обвиняет Фальстафа в браконьерстве в его землях: «…Вы… подстрелили моего оленя и ворвались в дом моего лесничего», — и собирается преследовать его за это. Может ли быть совпадением, спрашивает Роу, что у этого Шеллоу «дюжина белых щук на щите»? Иными словами, он имеет родовой герб с изображением молодых щук, то есть тех же геральдических символов, которые были на гербе семейства Люси из Чарлкота и название которых созвучно этой фамилии? Ни один комментатор «Виндзорских насмешниц» [4][5]не нашел лучшего объяснения, и даже такие великие современные биографы, как Э. К. Чемберс и Самуэль Шёнбаум — смелые документалисты-эмпирики, — признали, что эпизод браконьерства, описанный Роу, звучит правдоподобно.

Роу уделяет этому эпизоду — в какой-то мере сенсационному — большое внимание, но у него нет и тени той навязчиво приторной романтизации, которая присутствует в более поздних, прежде всего викторианских, трактовках. Именно такие описания и порождают скептицизм, а не голые факты истории, услышанной, вероятно, Беттертоном в Стратфорде, где семейство Люси было хорошо известно и не особенно популярно. Используя в «Сведениях» биографические материалы, Роу сохраняет трезвое здравомыслие. Он сообщает о скромном происхождении Шекспира, отсутствии у него высшего образования, о том, что он писал «просто по интуиции» и так далее, но никогда не перегибает палку.

Значительная часть предисловия Роу посвящена критическим комментариям, некоторые из которых отражают предрассудки XVIII века, на сегодняшний день странные и старомодные. Мало кто, например, ныне готов согласиться с пренебрежительным отношением к трагикомедии как к «общей ошибке той эпохи», так как сейчас мы ценим этот жанр за волнующие перемены настроения и сюжетные повороты. Правда, говоря по справедливости, Роу тоже не совсем согласен с подобной оценкой. Он обозначает точку зрения, но затем добавляет, что «хотя более суровые критики среди нас не могут ее выносить, основной части нашей аудитории, похоже, больше нравится она, чем строгая трагедия». Точно так же — в отличие от «более суровых» критиков — он оптимистичен в отношении предполагаемой безграмотности Шекспира в области античного наследия. Роу считает, что лучшее владение текстами классиков могло бы наделить стиль Шекспира большей «состоятельностью», но оно же могло бы «сдержать часть той страсти, порывистости и в целом той прекрасной эксцентричности, которые мы ценим у Шекспира».

Фронтиспис к пьесе «Король Лир» из издания Роу

Некоторые комментарии Роу к отдельным пьесам кажутся поверхностными и неточными, но нужно сопоставить их с куда более важной и имеющей далеко идущие последствия точностью его работы как редактора. Сведения предваряют следующее после «Первого фолио» издание пьес Шекспира. В этом сборнике подчеркивается важность оригинального текста пьес, но аккуратно исправляются явные текстовые искажения и глупости. В эпоху, когда пьесы запросто улучшали, шлифовали, цензурировали, переписывали и переименовывали в соответствии с представлениями о театральном «приличии» (самым известным специалистом в этой области является Наум Тейт, придумавший для «Короля Лира» счастливый конец, но были и многие другие), Роу возвращает читателя к исходным, сложным, а иногда и грубым творениям, вышедшим из-под пера Шекспира.

Живость и беспечность текста Роу иногда граничит с небрежностью. Например, в конце «Сведений», где он снимает с себя ответственность — или, скорее, исчерпывает свой потенциал, — в беглой ссылке на «книгу стихотворений [Шекспира], опубликованную в 1640 году». Получивший экземпляр книги лишь недавно, Роу добавляет: «Я не буду пытаться определить, принадлежит она ему или нет». Издание, на которое он ссылается, вышло под редакцией Джона Бенсона и на самом деле содержит подлинные тексты, хотя и с искажениями: в него вошли почти все сонеты Шекспира. Возможно, за этим невмешательством Роу стояли коммерческие интересы, так как несколько месяцев спустя конкурирующее издательство выпустило издание стихов драматурга, основанное на варианте 1640 года. Однако то, что первый биограф Шекспира смог так запросто обойти этот неистощимый источник понимания психологической сути своего героя, заставляет задуматься, что еще Роу мог довести не до самого конца.