Загадочный перстень

«Вот как… — подумал Петрусенко. — В лимузине. За рулём Коринцев. Это, конечно, явное совпадение, и всё же. Вновь Коринцев…».

Эрикссон тоже думал. Но совсем о другом. Он вспомнил, что сначала сделал уйму комплиментов приятной ручке Клоди, прежде чем начать рассматривать перстень.

— Продолжайте, — попросил Викентий Павлович. — Что мадам сказала? Это был фамильный перстень?

—, прежде чем начать рассматривать перстень.

— Продолжайте, — попросил Викентий Павлович. — Что мадам сказала? Это был фамильный перстень?

— Нет, ей подарил его муж. Если перстень и был фамильный, то не её семьи, и не его. Раньше он принадлежал первой жене Аржена.

— Это вам мадам сказала?

— Да, когда я спросил — не фамильный ли? — она засмеялась: «Нет, я не такого старинного и богатого рода. Ну и что, разве я от этого хуже? А перстень — первой жены Жоржа, она умерла».

— Значит, мадам кое-что знает о первой жене покойного?

— Нет, вряд ли. Потом… ночью… она мне кое-что рассказала. Мы вернулись с прогулки, и, ещё сидя в машине, договорились позже встретиться у меня. Мадам вернулась к себе, переоделась, а когда пришла в мой номер, перстня на ней не было. Но разговор в какой-то момент к нему вернулся, и она рассказала мне, что её муж всего лишь дважды за их двухлетний брак вспомнил прежнюю жену. Но Клоди завидовала той, умершей. Аржен, видимо, очень любил её, говорил о ней с тоской и болью. Но когда Клоди попыталась его расспросить, запретил ей это делать в весьма грубых выражениях. Больше она ничего не знает.

— Даже имени той, покойной? Может быть, мсье Аржен называл имя?

— Да, да, — оживился Эрикссон. — Имя он называл, Клоди говорила мне. Жюли, её звали Жюли!

За соседним столиком врачи, окончив обед, шумно переговаривались, двигали стульями, готовясь отбыть. Эрикссон вопросительно посмотрел на следователя.

— Всё, всё! — вскинул ладони Викентий Павлович. — Я вас больше не задерживаю и весьма благодарен.

Но Эрикссон сам задержался на минутку.

— Знаете, мсье следователь, — сказал он. — Сейчас, когда мадам Аржен осталась вдовой, я думаю, что не скомпрометирую её, сказав вам… Ещё год назад, когда я приезжал в Париж, — а меня вызывали в госпиталь Неккера на сложную операцию, — Аржен познакомил меня с женой. И мы с Клоди… как бы вам сказать… сразу стали друг другу симпатичны. Взаимная тяга возникла. А теперь такие трагические обстоятельства! Я думаю, она уедет со мной в Стокгольм. Нехорошо женщине оставаться одной после всего пережитого…

Провожая Эрикссона глазами, Петрусенко легонько усмехался в усы. Интересно, с кем швед был искренен, а перед кем красовался? Ведь в том разговоре с молодым американцем Саймоном Картером, который слышал Митя, голубоглазый красавец говорил о мадам Аржен достаточно пренебрежительно и связывать свою судьбу с ней не намеревался…

Швед уже отошёл на несколько шагов, когда Викентий Павлович его окликнул:

— Одну минутку! Последний вопрос, если позволите. Вы говорили, что ездили по городу… в тот вечер. А куда именно?

Эрикссон ненадолго задумался.

— Я не совсем хорошо знаю названия. «Мавритания»… кажется, так.

— Да, именно так, я знаю, — кивнул Петрусенко.

Он и в самом деле знал загородный концертный зал «Мавританию» в районе Сокольников, в месте, называемом «Саржин Яр». Название это — Саржин Яр — стало как бы нарицательным для обозначения злачного места. Это и в самом деле было так: «Мавритания» только называлась концертным залом. По сути это был настоящий притон, только очень высокого пошиба, для богатых людей. И именно по поводу «Мавритании», а вернее — одного происшествия там, — Петрусенко и свёл знакомство с его валадельцем Виктором Васильевичем Жаткиным.