Наилучшее научное оборудование, снаряжение и обмундирование, запасы продовольствия, топлива, строительных материалов — всё, что может предусмотреть человек, есть у экспедиции. Основной транспорт дожидается в Новой Зеландии: пятнадцать низкорослых, но выносливых лошадок доставил из Северного Китая русский конюх Антон Омельченко; другой русский — каюр Дмитрий Геров — привез более тридцати сибирских собак. Автомобиль Шеклтона оказался совершенно непригодным в снегах. Скотт взял двое моторных саней на гусеничном ходу; быть может, эта техническая новинка и окажется полезной, но главное — маньчжурские лошадки: они потащат сани с грузом. Скотт надеялся, что эти пони пройдут лучше, чем у Шеклтона. На собачьи упряжки он рассчитывал мало.
Взяв в Новой Зеландии пони и ездовых собак, Скотт двинулся к острову Росса, где тридцати трем участникам экспедиции предстояло зимовать.
На третьи сутки, вечером, налетел шторм и к полуночи забушевал во всю мощь. Гигантские волны вздымали судно на белесых хребтах, яростно швыряли в бездну, перехлестывали через палубу. Люди часами не отходили от животных, помогая им удержаться на ногах. Одну собаку сорвало с привязи и унесло, две лошади околели. Смыло десять тонн угля, триста литров керосина, ящик спирта для научных препаратов.
Когда океан утих, гидрологи занялись глубоководными исследованиями. Не теряли времени и биологи: за Полярным кругом появились среди льдов исполинские синие киты, хищные косатки подстерегали тюленей-крабоедов, изредка высовывалось длинное и гибкое туловище морского леопарда. Над судном парили буревестники. На льдину выбросило красивую серебристую рыбу, и Скотт приказал остановиться, чтобы подобрать её. Невод приносил биологам много интересного для познания жизни подводного царства Антарктики.
Микроскопические водоросли служат пищей для мириад маленьких креветок, за счет которых живут некоторые виды тюленей, пингвины и множество рыб. Между ними идет постоянная борьба. Вот пингвин схватил трепещущую рыбку, но не успел он насладиться своей добычей, как сам стал жертвой морского леопарда. А у этого сильного и крупного животного тоже есть грозные враги — косатки; их опасается даже синий кит.
Как только судно останавливалось, Эдвард Уилсон спускался на лёд и, словно волшебник, приманивал пингвинов Адели. Доктор ложился ничком и начинал… петь. Комичные «нелеты» вприпрыжку сбегались на его голос. В часы вынужденных стоянок с кормы доносилось хоровое пение:
У неё колокольчики на пальцах рук,
Кольца у неё на пальцах ног,
И едет она на слоне…
Целые толпы восхищенных пингвинов внимали дружному хору.
— Вот благодарная публика! — заметил Лоуренс Отс, капитан драгунского полка.
— Послушай, Фермер, а можно обучить их аплодировать? — улыбнулся лейтенант Генри Боуэрс.
— Не выйдет, Пташка: ручки коротенькие…
Крепко сдружились будущие зимовщики за долгие месяцы плавания; многие получили от приятелей прозвища. Неунывающего, подвижного, постоянного запевалу Боуэрса назвали «Пташкой». Лоуренс Отс, рослый, отлично сложенный, получил три новых имени: «Титус», «Солдат» и «Фермер». Общего любимца, веселого умницу доктора Эдварда Уилсона величали «Дядя Билл» и «Дядюшка»…
Скотта радовали проявления дружбы. Что может быть хуже, если в экспедиции возникают ссоры, вражда! Нет, он не ошибся в выборе спутников — каждое новое испытание, выпавшее экспедиции, убеждает его в этом. Все захвачены работой, увлечены делом до самозабвения… Вряд ли Скотт хвалил их в глаза, но, оставаясь наедине со своим дневником, он не скрывал восхищения: «Все вместе взятые представляют удивительный подбор… Каждый силится помочь всем остальным, и никто до сих пор не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы… Отрадная возможность писать с такой высокой похвалой о своих товарищах».
Начальник экспедиции воздавал по заслугам не только своим соотечественникам, но и трудолюбивым, старательным русским, на которых легли заботы о транспорте. «Я убедился, что нашим русским молодцам подобает не меньше похвал, чем моим англичанам», — отметил Роберт Скотт в дневнике. «Наш вечно бдительный Антон… Ну, не молодчина ли этот Антон!.. Славный малый…» — писал он в разные дни о конюхе Омельченко. «Славный и очень сметливый малый», — отзывался начальник экспедиции о каюре Дмитрии Герове. «Антон и Дмитрий всегда готовы притти на помощь, они оба прекрасные малые…»
Страницы дневника отражали не только события в жизни экспедиции, но и надежды, сомнения, радости, сокровенные мысли Скотта. «Слишком было бы злой насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не свершив».