Загадочный город

Фауну Лост Акра можно было разделить на три вида: не потревоженные точкой перехода чистые особи; произвольные сочетания видов, одновременно попавших в переход; и наконец, существа, созданные посетителями Акра. Ферокс знал о двух вспышках человеческой активности – сам он был создан во время первой, произошедшей приблизительно во времена Римского вторжения, вторая случилась несколько сотен лет спустя – и за несколько сотен лет до нашего времени, в ту пору, когда люди одевались в кожу и бархат, а также носили гофрированные круглые воротники на шее. Творения человека в основном оказались неудачными или пали жертвами хищников. Насколько ему было известно, из созданий первого периода выжил только он, а из второго – кот и чудовище в лесной берлоге.

Ферокс считал себя счастливчиком. Они с горностаем дополняли сознания и характеры друг друга. Человеческая часть его натуры с радостью приняла обостренное обоняние и зрение прирожденного охотника, а горностаю понравились широкие умственные способности человека. Они действительно срослись, а не просто существовали по соседству. Ферокс скучал лишь по обществу себе подобных, по братству легиона. Из редких же посетителей Лост Акра Ферокс подружился лишь с одним, да и того не видел уже сотни лет.

Ферокс был в Лост Акре в 1017 году, и поэтому сразу узнал тревожные симптомы: резкие скачки погоды, пребывание сил природы в постоянном конфликте, необычайную активность Природы в соответствии с защитными стратегиями выживания: все живое лихорадочно пряталось в норы, размножалось, заготавливало пищу. Он также помнил миг избавления, пусть и мимолетного, – не постепенного, но похожего на заклятие, на вспышку божественного вмешательства. Знать бы, как это случилось, он попробовал бы повторить. В своем невежестве он мог лишь наблюдать за исходом событий и надеялся только на то, что сможет как-нибудь в них поучаствовать.

Еще прежде, чем увидеть глазами, он носом почуял того уродливого кота, который пробирался сквозь траву, единственный в своем роде – адская помесь кота, мальчишки и пламени, но в первую очередь типичное творение века кожи, бархата и кружева. Существо изредка возвращалось в Лост Акр через белую плиту, но видел он его редко. Ферокс скрылся в траве, доверившись остальным чувствам. Кот потрогал белую плиту – безуспешно, чего и следовало ожидать. Ферокс решил, что путь закрылся оттого, что вся материя Лост Акра разлагалась. К его удивлению, существо не сдалось, а вместо этого начало спускаться вдоль ручья, пробираясь сквозь блестящую, точно проволока, паутину. Внизу лежала черная плита, охраняемая стражем, и это место было слишком опасным даже для Ферокса.

Когда впервые за столетия пробудилась черная плита, сквозь Ротервирд и Лост Акр пробежала энергетическая вибрация, которую, однако же, заметили немногие.

Ферокс ее ощутил.

Ощутил ее и сэр Веронал, сидевший в кресле в своем кабинете и зарывшийся в документацию о последних делах своей финансовой империи. Он почувствовал острую боль за левым виском – симптом легкого надрыва микроскопической мембраны в этой части коры головного мозга, которую создала точка перехода и задачей которой было подавлять его ранние воспоминания. Эти воспоминания все еще лежали нетронутые, как пузыри на дне океана, но во сне и со временем они поднимутся на поверхность один за другим, протиснутся в узкое отверстие и доставят необходимые сообщения. Настанет время, и эти сообщения будут отмечены нейронами и переданы в кору головного мозга, наконец открыв сэру Вероналу правду о его молодости, а также возможность выполнить свое предназначение.

На поверхность поднялось и кое-что еще – покалывание в пальцах и, казалось, отмершее чувство воссоединения с утраченной силой. Он инстинктивно потянулся к тайному отделению, где лежали камни.

Единственным в Ротервирде проблемным классом был 6-Б, сюда отправляли взрослых учеников, академическая успеваемость которых не достигала должного уровня. Недавно Грегориуса Джонса, учителя физкультуры, тепло встретившего Облонга в день его первого появления в учительской, повысили до статуса классного руководителя. Назначение пришлось как нельзя кстати, поскольку Джонс поощрял занятия спортом и предоставлял ученикам творческую свободу саморазвития.

Каждое утро он с одинаковым пылом врывался в класс, при этом каждые три ярда останавливался, чтобы, ко всеобщему удивлению, совершать по несколько подходов приседаний, и только после этого обращался к классу (академической наукой он не занимался) с неизменным воззванием:

– Встаем на стулья! Десять коротких подскоков с вытянутыми руками – в истории еще не было случаев, чтобы здоровый ум обитал в нездоровом теле. Храмом духа является классная комната. Где же тогда находится храм тела?

– В спортзале, – хором отвечал класс, пока Джонс начинал короткую десятиминутную зарядку.

В то утро Джонс на одной ноге висел на кольцах – причем довольно высоко от пола.

– Я называю это положение «парящая оса», – сообщил он, продолжая болтаться вверх тормашками и медленно размахивая руками.