Читаем Загадочная пленница Карибов полностью

— Твоя правда, — материнское сердце Полли дрогнуло. — Пойду, посмотрю на кухне, есть ли еще чего куснуть.

— Уи, уй, уйю… — почмокал губками Коротышка.

— «Пеликан» — самый крупный корабль в армаде Дрейка, — установил Магистр, окинув критическим оком флотилию из пяти парусников.

Было утро следующего дня после их ночевки в «Пристани Полли». Маленький ученый стоял подле Витуса и Коротышки на достроечной набережной и дрожал от влажного леденящего воздуха. Вокруг них даже в этот ранний час царила оживленная суета. Раздавались крики, приказы, свистки. Загружали бочонки, катя по булыжникам мостовой, перекидывая через голову, через крон-балку и поднимая лебедкой на борт. На корабли тащили сундуки, запасные рангоуты, в грузовые люки — провиант всякого рода. Повсюду вкалывали, не разгибая спины, и сквернословили. Не было места, где бы не красили, не тесали, не стучали молотками — в общем, не наводили последний лоск.

— Водоизмещение тонна-полторы, — продолжал Магистр. — Не особо впечатляюще по сравнению с испанскими боевыми галеонами, но все же. А как он умеет нападать со своими восемнадцатью пушками, посмотрим. Или не посмотрим.

Витус засмеялся. Из его рта вырвалось белое облачко пара.

— В тебе заговорил испанец, ты, неистребимый сорняк! Понимаю, что Дрейк не вызывает у тебя большой симпатии, после того как разделал испанскую армаду с награбленным, как рождественского гуся. Но где же твое чувство справедливости? Он только взял в качестве трофея то, что так и так не принадлежало твоим соотечественникам.

— То, что мои соплеменники неправедным путем добывают американское золото, — проворчал Магистр, — отнюдь не делает твоего Дрейка героем и не оправдывает его действий. Он ничуть не лучше. Грабеж есть грабеж. Но оставим это. Нам надо прежде всего установить, на котором же из кораблей торчит твой Дрейк. В расчет можно еще принять «Элизабет» и «Мэриголд», два вспомогательных судна.

— Командор должен быть на своем флагмане. А это, несомненно, «Пеликан». Посмотри на цветной флажок на мачте. Но сейчас точно узнаем.

Витус, который этим утром был одет в платье, подобающее его положению, направился к экипажу, из которого вывалился не слишком твердо стоящий на ногах мореплаватель.

— Простите за беспокойство, сэр. Не могли бы вы сказать, командор Фрэнсис Дрейк в настоящее время находится на «Пеликане»?

— Должен быть. Пфуи… — Моряк тяжело отдувался, выпуская изо рта тяжелый дух перегара. — Иначе я сейчас лежал бы со своей портовой ласточкой, а не гнал, как сумасшедший, на борт. Дрейк может кому хочешь приказать явиться к нему в любое время дня и ночи. И попробуй ослушаться! Кстати, я Томас Каттилл, капитан «Пеликана», если вам будет угодно.

— Очень приятно. Мое имя Витус из Камподиоса. Не могли бы мы присоединиться к вам, капитан? Мне нужно обсудить с командором нечто очень срочное.

— Почему бы и нет? Все сейчас чего-нибудь хотят от Дрейка. Пошли со мной! — слегка покачиваясь, Каттилл зашагал к своему кораблю.

В просторной каюте командора Фрэнсиса Дрейка царил полный беспорядок. Постель на встроенной во внутреннюю перегородку койке была разворошена, по трем стульям разбросана одежда, из огромного открытого сундука, в котором по металлической обшивке угадывался испанский казначейский ларь, торчали секиры, кинжалы, пики. По стене левого борта, возле герба ее величества, висел герб сэра Кристофера Хэттона с изображением оленихи по центру, на занимавшем большую часть помещения столе были навалены рулоны морских карт оборонительных сооружений и укреплений. Надо всем этим возвышался Дрейк в компании троих мужчин. Дракон — El Dragón, как испанцы называли Дрейка, — был мужчиной среднего роста, со стремительными движениями и острым, быстрым взглядом. У него были русые вьющиеся волосы, которые он носил коротко постриженными. По бокам они непринужденно переходили в короткую бородку клином. Над верхней губой щеткой топорщились густые усы.

— Кто пойдет со мной по Панамскому перешейку, — возвещал в этот момент Дрейк, стуча костяшкой пальца по карте, — вернет свои деньги преумноженными вшестеро, нет, всемеро.

— Прибыл, сэр! — доложил Каттилл, прервав пламенную речь.

В его фарватере в каюту вошел и Витус. Часовой у двери каюты из всей троицы пропустил только его, перед этим отобрав шпагу.

Дрейк, как и трое других за столом, вскинули на него взгляды.

— Со мной тут джентльмен, у которого до вас дело, — сообщил Каттилл, стараясь держать спину прямой.

— Да что вы говорите! — Дрейк вовсе не выглядел довольным оттого, что его прервали.

— Позвольте представиться, сэр. — Витус выступил вперед и поклонился. — Мое имя Витус из Камподиоса.

— Ну мое-то вы знаете, — буркнул Дрейк, окидывая Витуса взглядом с ног до головы. — Это, — он указал на изысканно одетого джентльмена, — Томас Даути, офицер ее величества и любитель приключений в одном лице. Далее — мой младший брат Томас и мой кузен Джон Дрейк. Томаса Каттилла вы уже знаете.

«Боже, — промелькнуло в голове у Витуса, — в этой стране каждого второго зовут Томасом». Но он постарался отогнать несвоевременную мысль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза