Читаем Загадочная пленница Карибов полностью

Осторожно, с педантичной точностью Витус удалил кровяные корочки, костную пыль и мелкую крошку, несколько раз сильно подул и, только убедившись, что все безукоризненно чисто, удовлетворенно вздохнул.

— Энано, дублон.

Золотая монета без проблем улеглась в круглое отверстие, а потом повела себя строптиво — никак не хотела встать вровень с поверхностью кости. Видимо, где-то по краю высверленного отверстия была неровность. Витус снова вынул монету, нашел крохотную зазубрину, удалил ее трехгранным скребком, и чуть погодя дублон при легком нажатии встал точно как надо. Витус и надеяться не смел, что монета так точно подойдет. И ничем закреплять не придется. Череп зарастет сам по себе, образуются наросты, которые возьмут монету в кольцо.

— Ну вот и все! — С затекшими членами Витус слез с ящика и заглянул Дьюну в лицо. «Сокол» все еще находился в полузабытье. — Похоже, одной дозы достаточно, доктор.

— Да, вы правы, кирургик. Примите поздравления — прекрасная работа! — Слово «прекрасная» в его устах звучало как «прекрафная». — Если позволите, наложение швов я возьму на себя. — Голос Холла звучал бодро. Он в свою очередь взобрался на ящик и, потихоньку напевая, наложил лигатуру.

— Кажется, операция прошла удачно! — От звучного голоса Таггарта все вздрогнули. Он незамеченным подошел с кормовой палубы, что в штатной ситуации было немыслимо. Но сейчас ситуация была нештатная: еще никогда «соколам» не приходилось присутствовать при таких захватывающих событиях. Капитан, понимая это, закрыл глаза на оплошность команды. Однако Дорси стал белым, как мел, и набрал воздуху, чтобы отрапортовать, но Таггарт неожиданно мягко остановил его:

— Не будем беспокоить Дьюна. Выглядит так, будто он все перенес. Монета пригодилась, доктор?

— Да, сэр, — ответил Холл, накладывая последний шов. — Все прошло хорошо. С Божьей помощью скоро он снова будет прыгать, как ягненок.

— Рад это слышать. Теперь он единственный в моей команде, у кого голова — чистое золото, — Таггарт скривил одну половину лица, что должно было означать улыбку, и продолжал: — Примите мою особую благодарность, доктор, я даже не мог надеяться, что вы… э-э… что операция пройдет так удачно. Еще раз благодарю вас!

— Сэр, я… — Холл хотел возразить, но капитан отмахнулся:

— Знаю-знаю, хотите сказать, что только выполняли свой долг. Я приму это к сведению. Все хорошо, что хорошо кончается. И вам, и вашим друзьям, — он обратился к Витусу, — я признателен за оказанную помощь. Прекрасная работа, джентльмены, прекрасная!

Он небрежно отдал приветствие — махнул рукой — и довольный, как на ходулях, прошествовал обратно к своей каюте.

— Кирургик, шшш, кирургик? Вы спите?

— Нет, доктор, не сплю. Все еще прокручиваю в голове операцию.

Как и доктор Холл, Витус лежал с открытыми глазами в их совместной каюте. Они переговаривались шепотом, хотя в этом не было необходимости: Магистр и Энано спали как убитые на своих койках.

— Как раз об этом я и хочу с вами поговорить, кирургик. Мне не дает покоя, что капитан незаслуженно похвалил меня.

— Ну что вы говорите! Вы внесли немалую лепту в успех операции.

— Это так, но я не поправил командира, когда он решил, что я провел всю операцию целиком. Снова и снова думаю об этом. Я хочу извиниться перед вами.

Витус и вправду был расстроен поведением Холла и сейчас нашел признание доктора в высшей степени порядочным поступком: оно потребовало от старика мужества.

— Но, сэр, если уж положа руку на сердце, то командир сам не дал вам возможности возразить.

— Да-да, и все-таки… — Холл беспокойно ворочался в своей койке. — Знаете, кирургик, я не строю иллюзий по поводу своей квалификации. Мое врачебное искусство ненамного выше среднего, даже если за долгую жизнь я снискал какое-то признание. — Прежде чем продолжить, он покашлял. — И тем радостнее было моему старому сердцу, когда меня как врача отмечают при всей команде. Если честно, у меня просто не хватало мужества, назвать вещи своими именами.

— Не судите себя строго, сэр. Человек — это не только его дело, но и он сам, и все его поступки. Вспомните, как вы помогли мне когда-то! Это было здесь же, на этом корабле, когда вы узнали в моем гербе герб Коллинкортов. Если бы вы тогда этого не сказали, даже не знаю, где бы в Англии я стал искать свою семью.

— Знаете что, — Холл оживился, — пойдемте-ка прогуляемся. Свежий воздух на верхней палубе нам не повредит.

— Согласен.

Они осторожно поднялись и вышли на палубу. Холл целеустремленным шагом обогнул рулевую рубку, оставил по левую руку один из четырех кнехтов и ухватился за грот-стень-ванты по правому борту.

— Это мое любимое место. Часто сюда прихожу. Нам, старикам, уже не требуется столько сна, кирургик. — В тусклом лунном свете его усмешка показалась маской.

Витус огляделся:

— Хорошо здесь в это время!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза