Нет ничего удивительного в том, что упомянутые события взволновали два десятка лет спустя одного молодого, но уже известного советского литератора. Правильнее сказать, поначалу его взволновало совсем другое: находясь в санатории под Ленинградом, он увлекся рассказами биолога Михаила Ефимовича Лобашова и в течение шести вечеров подряд записывал все, что тот рассказывал о своей удивительной, насыщенной драматическими происшествиями жизни. Однако это повествование стало лишь житейской канвой будущего романа, насквозь «пронизанного» Арктикой — она была всюду: и в реальной жизни, и в недавней истории. Так в середине 30-х гг. рождались «Два капитана». Вениамин Александрович Каверин среди многочисленных романов, повестей, рассказов оставил нам эту нестареющую книгу о любви и коварстве, отваге и трусости, самоотверженности и предательстве.
Происходившее в ту пору на Крайнем Севере не могло не вдохновлять писателя. Первые сквозные плавания по Северному морскому пути, челюскинская эпопея, герои-летчики, свершившие, казалось бы, невозможное при спасении пленников ледового «Лагеря Шмидта», высадка в точке Северного полюса четверки папанинцев. А еще — книги, множество научно-популярных произведений, мемуаров, сборников документов, касающихся и самых известных, и надолго забытых экспедиций прошлого, сенсационные находки 30-х гг., реликвии, связанные с пропавшими без вести полярными путешественниками. Такие находки были, в частности, сделаны в 1934 и 1936 гг. на безымянных островах в Карском море и, как свидетельствует сам автор «Двух капитанов», взбудоражили его воображение.
В. А. Каверина захватила героика и высокая романтика арктических широт, Он читает полярную литературу, словно завороженный, слушает рассказы художника Николая Васильевича Пинегина, участника экспедиции Георгия Седова 1912—1914 гг. А во время Великой Отечественной войны корреспондент «Известий» на Северном флоте Вениамин Каверин сам становится очевидцем и участником многих событий. И роман свой завершает в 1944 г., когда еще идет война. Роман о двух капитанах. О двух? Нет, никак не о двух!
Отвечая на многочисленные вопросы о прототипах одного из своих главных героев, автор говорит, что у капитана Татаринова их было несколько, да и угадываются они без большого труда: лейтенант Георгий Львович Брусилов, штурман Валериан Иванович Альбанов, полярный геолог и мореплаватель Владимир Александрович Русанов, старший лейтенант Георгий Яковлевич Седов. И еще одна «составляющая» — британский капитан Роберт Фолкон Скотт: в уста И. Л. Татаринова писатель вложил строки из дневников и прощальных писем этого путешественника, вслед за Руалом Амундсеном покорившего Южный полюс. Слова же мальчишеской клятвы Сани Григорьева и его друзей взяты из поэмы классика английской литературы Альфреда Теннисона «Улисс», написанной свыше ста лет назад: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Именно эта фраза-призыв начертана на могильном кресте, высящемся в Антарктиде в память о пятерых погибших в 1912 г. англичанах во главе со Скоттом.
Вы уже знакомы и с лейтенантом Брусиловым, и со штурманом Альбановым, помните, как унесло льдами «Святую Анну», как полтора года спустя ее покинула группа Альбанова, из которой спаслись лишь двое. И когда в романе, в письме капитана Татаринова мы читаем: «Среди одного такого поля и стоит наша «Святая Мария», по самый планшир засыпанная снегом. Временами гирлянды инея срываются с такелажа и с тихим шуршанием осыпаются вниз», — перед нами дневник Альбанова, только вместо «Святой Марии» следует читать: «Святая Анна». А приказ, отданный капитаном Татариновым штурману Ивану Климову, — это подлинное распоряжение лейтенанта Брусилова, врученное штурману Альбанову перед уходом его группы с судна. И подобных мест в каверинском романе немало, хотя дело, разумеется, не в дословных совпадениях, не в очередном упоминании каких-то реалий экспедиции — суть в том, что лучшие черты характера арктического исследователя, будь то Брусилов, Альбанов, Русанов или Седов, писатель сделал основными чертами своего любимого героя, и это прослеживается на протяжении всего произведения.
Драму «Святой Анны» и ее экипажа мы в общих чертах знаем и благодаря дневнику Альбанова (вышедшему первым изданием перед самой Октябрьской революцией) можем отчетливо представить себе ход экспедиции, психологическую напряженность, возникшую на борту шхуны, трагическую развязку. Многого, естественно, мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем. До сих пор немало неясного и в судьбе самого Альбанова. Книга М. Чванова, посвященная этому моряку, так и называется: «Загадка штурмана Альбанова». И хотя за последние годы кое-что обнаружено дополнительно и появились новые материалы о той экспедиции, количество недоуменных и даже тупиковых вопросов отнюдь не убывает.