Загадка Ситтафорда. Почему не Эванс?

– Совершенно верно, – сказала мисс Персехаус. – Приходится только смотреть на жизнь под другим углом, чем остальные.

– Углом зрения, – пробормотала Эмили.

– Как-как вы сказали?

И Эмили, насколько это было в ее силах, объяснила в общих чертах свою теорию, которую разработала в это утро, рассказала о том, как она уже успела применить ее на практике.

– Неплохо, – сказала мисс Персехаус, кивая головой. – Ну а теперь, моя дорогая, перейдем к делу. Будучи не дурой, я полагаю, что вы приехали в деревню подразузнать, что сможете, о людях и посмотреть, не имеет ли то, что вы узнали, какого-нибудь отношения к убийству. Итак, если вы хотите услышать что-нибудь о людях, я могу вам кое-что сказать.

Эмили не стала терять времени. Немногословно, по-деловому приступила к делу:

– Майор Барнэби?

– Типичный отставной офицер, недалек, кругозор ограничен, склонен к ревности. Легковерен в денежных делах. Готов вложить деньги в дутое предприятие на Южном море, а у себя под носом и слона не заметит. Любит быстро разделываться с долгами и не любит тех, кто не вытирает ноги о коврик.

– Мистер Рикрофт? – спросила Эмили.

– Занятный маленький человечек, страшно самовлюблен. Капризен. Считает себя замечательной личностью. Думаю, он уже предложил вам свою помощь, чтобы разобраться в деле, опираясь на свои замечательные познания в криминологии.

Эмили призналась, что так оно и было.

– Мистер Дюк? – спросила она.

– Совершенно ничего не знаю об этом человеке, хотя и должна бы знать. Типичный случай: надо бы знать, а все-таки не знаю. Странно. Так вот бывает с именем – вертится у тебя на языке, а вспомнить не можешь.

– Миссис и мисс Уиллет? – спросила Эмили.

– Ах, Уиллет! – Мисс Персехаус в некотором возбуждении опять приподнялась на локте. – Ну да, мать и дочь. Сейчас я вам кое-что расскажу о них, моя дорогая. Может быть, это вам пригодится. Пройдите туда, к моему письменному столу, и выдвиньте маленький верхний ящик, тот, что слева. Да, да, правильно. Принесите мне чистый конверт, который там лежит.

Эмили принесла, как было велено, конверт.

– Не скажу, что это важно, скорей всего – нет, – сказала мисс Персехаус. – Все так или иначе лгут, и миссис Уиллет имеет полное право поступать как все.

Она взяла конверт и пошарила в нем рукой.

– Расскажу все по порядку. Когда эти южноафриканские дамы перебирались сюда со своими распрекрасными нарядами, с горничными и новомодными чемоданами, то мать с дочерью ехали на «Форде», а горничные с чемоданами – на станционном открытом автомобиле. И естественно, это было, как вы понимаете, событием. Я смотрела в окно, когда они проезжали, и заметила, как цветная наклейка оторвалась от чемодана и закружилась на краю моего участка. А я терпеть не могу беспорядка и всяких валяющихся бумажек. Конечно, я отправила Ронни ее подобрать и собиралась выбросить. Но она оказалась такой яркой и красивой, что, пожалуй, пригодится для альбома, в который я наклеиваю вырезки для детской больницы. Больше бы я о ней и не вспомнила, если бы миссис Уиллет не раз и не два не подчеркивала то, что Виолетта никогда не покидала Африки, а сама она бывала только в Англии и на Ривьере.

– Вот как? – удивилась Эмили.

– Именно так. А теперь посмотрите сюда. – Мисс Персехаус протянула Эмили ярлык; на нем было написано: «Мендельс-отель, Мельбурн». – Австралия – не Южная Африка, по крайней мере, раньше таковой не считалась. Полагаю, это не имеет особого значения, но за что купила, за то и продаю. И еще вот что я вам скажу. Я слышала, как миссис Уиллет называет свою дочку. Она зовет ее «Ку-у-и-и», а это опять же характерно скорее для Австралии, чем для Южной Африки. Подозрительно это, замечу я вам. Зачем скрывать, что вы приехали из Австралии, если вы на самом деле оттуда?

– В самом деле странно, – сказала Эмили. – И почему это они явились сюда зимой?

– Конечно, это ведь бросается в глаза, – согласилась мисс Персехаус. – Вы у них уже побывали?

– Нет. Собиралась пойти сегодня. Только не представляю себе, что я им скажу.

– О, я вам сейчас устрою предлог, – бодро сказала мисс Персехаус. – Дайте-ка мне ручку, почтовую бумагу и конверт. Вот так. Теперь минутку. – И после небольшой паузы она вдруг неожиданно разразилась страшным воплем: – Ронни, Ронни, Ронни! Что он – оглох? И что это он не идет, когда его зовут? Ронни! Ронни!

Ронни тут же примчался с кисточкой в руке.

– Что случилось, тетя Каролина?

– Что тут должно случиться? Я тебя зову, и все. Вчера у миссис Уиллет был к чаю какой-нибудь особенный торт?

– Торт?

– Торт, сандвичи, еще что-нибудь такое? Ох и туго ты соображаешь, мой мальчик. Ну что у вас там было к чаю?

– А, к чаю! Кофейный торт, – ответил едва пришедший в себя Ронни. – Сандвичи с паштетом.

– Кофейный торт, – сказала мисс Персехаус. – Подойдет! – И весело принялась писать. – Можешь идти красить, – обернулась она к Ронни. – И нечего стоять тут с раскрытым ртом! Аденоиды тебе удалили еще в детстве, так что причин нет.

Она написала: