Загадка Ситтафорда. Почему не Эванс?

– Я знаю, – тихо сказал Бобби.

Они помолчали.

– Сегодня мне, разумеется, придется уехать, – сказала Фрэнки чуть погодя.

– Да, пожалуй, придется. Как она? Я имею в виду миссис Бэссингтон-ффренч.

– Она лишилась чувств, бедная душа. Я ее не видела с тех пор… с тех пор, как мы нашли тело. Наверное, для нее это был страшный удар.

Бобби кивнул.

– Ты бы подогнал машину часам к одиннадцати, – попросила Фрэнки. Бобби не ответил. Фрэнки в нетерпении посмотрела на него. – Что с тобой, Бобби? У тебя такой вид, будто ты блуждаешь мыслями за много миль отсюда.

– Прости. Собственно говоря… Ну, я просто хотел бы знать. Я полагаю… ну, я полагаю, все чисто?

– Что ты имеешь в виду?

– Он действительно покончил с собой? Это железно?

– О-о! – протянула Фрэнки. – Понятно. – Она подумала с минуту и сказала: – Да, это было самоубийство, как пить дать.

– Ты совершенно уверена? Видишь ли, Фрэнки, по словам Мойры, доктор Николсон хотел устранить двух человек. Так вот, одного из них уже нет.

Фрэнки снова задумалась, но потом покачала головой.

– Это, должно быть, самоубийство, – сказала она. – Я была в саду с Роджером, когда мы услышали выстрел. Мы пробежали через гостиную в холл. Дверь кабинета была закрыта изнутри. Мы обогнули дом и подошли к окну. Оно тоже было заперто изнутри, и Роджеру пришлось разбить его. И только тогда на месте происшествия появился Николсон.

Бобби поразмыслил над ее словами.

– Вроде все верно, – согласился он. – Но Николсон, похоже, появился там весьма неожиданно.

– Он забыл в доме трость, и ему пришлось вернуться за ней.

Бобби нахмурился и усиленно размышлял.

– Послушай, Фрэнки, а что, если на самом деле Николсон застрелил Бэссингтон-ффренча?

– Уговорив сначала написать прощальное письмо?

– Я думаю, нет ничего легче, чем подделать его. Изменение почерка отнесли бы на счет волнения.

– Что верно, то верно. Ну-ну, продолжай, мысль интересная.

– Николсон убивает Бэссингтон-ффренча, оставляет прощальное письмо и смывается, заперев дверь, а несколько минут спустя появляется снова, как будто только что пришел.

Фрэнки с досадой покачала головой.

– Догадка неплохая, но ничего не выйдет. Во-первых, ключ был в кармане у Бэссингтон-ффренча…

– Кто его там нашел?

– Да Николсон же и нашел!

– Ну вот. Прикинуться, что ты отыскал ключ в кармане, – пара пустяков.

– Ты забыл, что я следила за ним. Я уверена: ключ был в кармане.

– Именно так и говорит человек, наблюдающий за фокусником: «Я видел, как кролика вынимают из шляпы!» Если Николсон – преступник высокого класса, ему ничего не стоит проявить такую ловкость рук.

– Может быть, тут ты и прав, но, честно говоря, Бобби, такое просто невозможно. Сильвия Бэссингтон-ффренч сама была в доме, когда раздался выстрел. Едва услышав его, она выбежала в холл. Если б Николсон выстрелил и вышел через дверь кабинета, она бы непременно его увидела. Кроме того, она сказала нам, что он приблизился к дому по подъездной аллее. Она видела, как он шел. Когда мы забежали за дом, она пошла ему навстречу и привела его к окну кабинета. Нет, Бобби, как это ни огорчительно, но у Николсона алиби.

– Я принципиально не верю людям, у которых есть алиби, – сказал Бобби.

– Я тоже. Но я не вижу способа опровергнуть это алиби.

– Да. Сильвии поверят на слово.

– Уж это точно.

– Значит, придется согласиться, что это самоубийство. – Бобби вздохнул. – Бедняга… На каком фронте мы теперь наступаем?

– Кеймены, – отвечала Фрэнки. – Не знаю даже, как мы могли упустить их из виду? У тебя остался адрес, с которого Кеймен написал тебе, так ведь?

– Да. Тот же самый, какой они сообщили на дознании. Сент-Леонардс-Гарденз, 17, Паддингтон.

– Ты согласен, что мы не уделили должного внимания этой стороне дела?

– Всецело. Но, знаешь ли, Фрэнки, я почти на сто процентов уверен, что ты застанешь гнездо уже пустым. По-моему, Кеймены – не младенцы.

– Даже если они и умотали, я, возможно, что-нибудь о них разузнаю.

– Почему ты говоришь «я»?

– Потому что я снова считаю, что тебе лучше не высвечиваться. Точно так же, как и тогда, когда мы думали, что преступник – Роджер, и собирались сюда. Тебя они знают, а меня нет.

– И как же ты собираешься с ними познакомиться? – спросил Бобби.

– Я буду играть в политику, – сказала Фрэнки. – Призывать голосовать за кандидата от тори. Я приду к ним с листовками.

– Неплохо, – сказал Бобби. – Но, как я уже говорил, ты увидишь, что птички улетели. Теперь нужно позаботиться о Мойре.

– Боже мой! – воскликнула Фрэнки. – Я совсем о ней забыла.

– Я это заметил, – с некоторой холодностью сказал Бобби.

– Ты прав, – задумчиво сказала Фрэнки, – с ней надо что-то делать.

Бобби кивнул. Этот странный неотвязный образ встал перед его мысленным взором. В нем было что-то трагическое. Он всегда это чувствовал, с того самого первого мгновения, когда вытащил фотографию из кармана Алана Карстэрса.