— Ее здесь нет, — произнес Рыцарь, — она находится в замке.
Хокмун поднял мрачное лицо. Его рука, державшая лошадь в поводу, дрожала.
— Он ничего с ней не сделал, Рыцарь?
— Это ты должен увидеть сам, герцог Дориан, — ответил Рыцарь, указывая на главные двери замка. — Вон там находится двор Безумного Бога. Короткий коридор ведет в главный зал, и там он сидит, поджидая тебя…
— Он знает обо мне?
— Он знает, что однажды придет законный владелец Красного Амулета и предъявит свои права на него…
— Меня нисколько не волнует амулет, а только Ийссельда. Где она, Рыцарь?
— Внутри. Она там. Иди и предъяви свои права на то, что принадлежит тебе по праву — на амулет и на девушку. И то, и другое важно для замыслов Рунного Посоха.
Хокмун повернулся, побежал к двери и исчез в темноте замка.
Внутри было невероятно холодно. С потолка коридора капала ледяная вода, и по стенам расползались пятна плесени. С мечом в руках Хокмун крался по коридору, ожидая нападения.
Но ничего не произошло. Он добрался до громадной деревянной двери, примерно метров на шесть выше его роста, и остановился.
Из-за двери доносился странный громыхающий звук, глухое бормотанье, заполняющее, казалось, все помещение, находящееся за дверью. Хокмун осторожно нажал на дверь, и она подалась. Он просунул в дверь голову и увидел необыкновенную сцену.
Зал имел странно искаженные пропорции. В некоторых местах его потолки были очень низкими, в других поднимались метров на пятнадцать. Окон не было вообще. Освещался зал факелами, беспорядочно укрепленными на стенах.
В центре зала на полу, где валялось несколько давно прирезанных человек, стояло большое кресло черного дерева, обитое инкрустированными медными полосами. Перед ним, свисая с относительно низкой части потолка, покачивалась большая клетка, в каких обычно держат прирученных птиц. Правда, эта была намного больше. В ней Хокмун заметил сгорбившуюся человеческую фигуру.
Зал был пуст, и Хокмун вошел, потихоньку приблизившись к клетке.
Именно из нее, понял он, и доносилось горестное бормотание, и все же это казалось невозможным: слишком велика была громкость. Хокмун решил, что такое происходит из-за хорошей акустики зала.
Он подошел к клетке и смог лишь смутно разглядеть сгорбившуюся фигуру, потому что было очень плохое освещение.
— Кто вы? — спросил Хокмун. — Пленник Безумного Бога?
Стенания прекратились, и фигура шевельнулась. До Хокмуна донесся глухой, резонирующий, меланхоличный голос:
— Да, пожалуй, можно сказать и так. Самый несчастный пленник из всех.
Теперь Хокмун смог получше разглядеть это существо. У него была длинная жилистая шея, тело его тоже было длинным и худым. Голову его покрывали длинные нечесаные седые волосы, свалявшиеся и грязные, еще у него была борода клином, тоже грязная, тянувшаяся от подбородка до ступней. Нос у него был большой, орлиный, в глубоко посаженных глазах светился огонек меланхолического безумия.
— Могу ли я вас спасти? — спросил Хокмун. — Не могу ли отогнуть прутья клетки?
— Дверь клетки не заперта. — Человек пожал плечами. — Моя тюрьма — не решетка. Я попал в капкан внутри своего стонущего черепа. О, горе мне!
— Кто вы?
— Я был известен как Стальников из великого семейства Стальниковых.
— И Безумный Бог заточил вас?
— Да. Заточил. Именно так, заточил. — Пленник в незапертой клетке повернул свою огромную печальную голову и пристально взглянул на Хокмуна. — Кто вы?
— Я — Дориан Хокмун, герцог Кельнский.
— Германец?
— Кельн некогда был частью страны, называвшейся Германией.
— Я боюсь германцев. — Стальников забился в угол клетки подальше от Хокмуна.
— Вам незачем бояться меня.
— Да? — Стальников засмеялся, и безумный смех заполнил зал. — Да? — Он сунул руку под жакет и вытащил что-то, висевшее на шее на длинном шнурке. Предмет запылал изнутри темно-красным огнем, словно громадный рубин, и Хокмун увидел, что на нем стоит знак Рунного Посоха. — Да? Значит, ты не тот германец, что должен прийти похитить мою силу?
— Красный Амулет! — ахнул Хокмун. — Как вы его добыли?
— Да ясно как, — ответил Стальников, поднимаясь с пола клетки и жутко улыбаясь Хокмуну. — Тридцать лет назад я снял его с трупа воина, которого мои слуги подстерегли и убили, когда он проезжал по этим землям. — Он погладил амулет, и красный свет ударил в глаза Хокмуна, так что он едва мог видеть. — Это и есть Безумный Бог. Это и есть источник моего безумия и моей силы. Это и держит меня в плену.
— Вы Безумный Бог? Где моя Ийссельда?
— Ийссельда? Девушка? Новая девушка с белокурыми волосами и мягкой белой кожей? Почему ты спрашиваешь?
— Она моя!
— Тебе не нужен амулет? — Безумный Бог рассмеялся, смех его заполнил весь зал, вибрируя во всех трещинах. — Тогда ты получишь ее, германец!
Он хлопнул в свои скрюченные ладоши, тело его задвигалось, как у отпущенной на свободу марионетки, клетка закачалась.
— Ийссельда, девочка моя! Выйди, Ийссельда, и послужи своему господину.