Загадка Рунного Посоха

Они появились в Замке Брасс утром, когда бледный свет солнца упал на лагуны и дикие быки поднимали головы от водопоя и смотрели, как они проезжают мимо. Ветер шевелил тростник, заставляя его волноваться и делая похожим на море, а холм, на котором стоял город, был усеян виноградниками и садами, полными фруктов, только-только начавших созревать. На вершине холма стоял Замок Брасс, старый, но крепкий и, казалось, не изменившийся от войн, бушевавших на границах провинции.

Они поднялись по извилистой белой дороге, въехали во двор, где радостные слуги выбежали принять у них лошадей, а затем вошли в зал, полный трофеями графа Брасса. Зал был странно холоден и пуст, если не считать одинокой фигуры подле большого камина. Хотя человек этот и улыбался, глаза его были полны страха, а лицо сильно постарело с тех пор, как Хокмун видел его. Это был мудрый сэр Боджентль, поэт-философ.

Боджентль обнял Ийссельду и стиснул руку Хокмуна.

— Как граф Брасс? — спросил Хокмун.

— Физически он здоров, но потерял волю к жизни. — Боджентль сделал знак слугам помочь Д’Аверку. — Отнесите его в комнату в северной башне. Я займусь им, как только смогу. Идемте, — предложил он, — увидите сами.

Они оставили Оладана и Д’Аверка и по старой каменной лестнице поднялись на площадку, где по-прежнему находились апартаменты графа Брасса. Боджентль открыл дверь, и они вошли.

В спальне стояла простая солдатская кровать, большая и квадратная, с белыми простынями и незамысловатыми подушками. На подушках покоилась большая голова, казалось, высеченная из металла. В рыжих волосах появилось намного больше седины, бронзовое лицо стало бледней, но медные усы остались прежними. И густые брови, тяжело нависшие над глубоко посаженными глазами золотисто-карего цвета, тоже не изменились. Глаза, не мигая, уставились в потолок, а губы, сжатые в твердую линию, не шевелились.

— Граф Брасс, — тихо позвал Боджентль, — посмотрите…

Но глаза продолжали смотреть в потолок. Хокмун выступил вперед и посмотрел прямо в его лицо, и Ийссельда сделала то же самое.

— Граф Брасс, ваша дочь Ийссельда вернулась. И Дориан Хокмун вместе с ней.

— Граф Брасс, ваша дочь Ийссельда вернулась, — подтвердил Дориан.

С губ слетел слабый громыхающий шепот:

— Новые призраки. Я думал, лихорадка прошла, Боджентль.

— Так оно и есть. Это не призраки.

Теперь глаза наконец обратились на них:

— Я, наконец, умер и соединился с вами, дети мои!

— Вы не в земле и не умерли, — ответил Хокмун.

Ийссельда нагнулась и поцеловала отца:

— Вот тебе, отец, земной поцелуй.

Постепенно твердая линия губ начала изгибаться, пока сперва не появилась слабая улыбка, а потом — улыбка во все лицо. Потом тело под одеялом приподнялось, и граф Брасс сел на постели.

— Ах, это правда! Я уже совсем потерял надежду! Какой же я дурак, что потерял надежду! — Теперь он засмеялся, наполнившись вдруг невесть откуда взявшейся жизненной силой.

Боджентль был поражен:

— Граф, я думал, вас от смерти отделяет всего лишь небольшой шажок.

— Так оно и было, дорогой Боджентль, но я, как видите, резко отступил. Отпрыгнул, и отпрыгнул очень далеко. Как идет осада, Хокмун?

— Плохо для нас, граф Брасс. Но, держу пари, все теперь пойдет лучше, когда мы все вместе.

— Да, Боджентль, распорядитесь принести мои доспехи. И где мой меч?

— Вы, должно быть, еще слабы, граф Брасс…

— Тогда прикажите подать мне поесть. Пусть принесут побольше еды. Я подкреплюсь, пока мы разговариваем. — И граф вскочил с постели обнять свою дочь и ее нареченного.

* * *

Пока Хокмун, граф Брасс, Ийссельда и Боджентль завтракали в зале, где их встретил Боджентль, Хокмун рассказывал графу Брассу об их приключениях. В свою очередь, граф рассказал о своих несчастьям в борьбе, как оказалось, почти со всей мощью Темной Империи. Он поведал о последнем бое фон Вилака, о том, как храбро погиб старый воин, унеся с собой жизни пары десятков солдат Гранбретани, как ранили его самого, как узнал он об исчезновении Ийссельды и потерял желание жить.

В зал спустился Оладан, и его представили графу Брассу. Он сообщил, что Д’Аверк тяжело ранен, но Боджентль, который уже оказал ему помощь, надеется на его выздоровление.

В целом, возвращение домой было радостным, правда, омраченным тем обстоятельством, что на границах гвардейцы сражались за свою жизнь, рубясь в заведомо проигранной битве.

К этому времени граф Брасс облачился в свои медные доспехи и пристегнул огромный двуручный меч. Подобно башне, он возвышался над всеми, когда встал и заявил:

— Идемте, Хокмун и сэр Оладан! Мы должны сразиться на поле боя и повести наши войска к победе.

— Два часа назад я думал, что вы без пяти минут покойник, — вздохнул Боджентль, — а теперь вы отправляетесь в бой. Вы еще недостаточно оправились.

— Болезнь моя была болезнью духа, а не плоти, и теперь она исцелена, — прорычал граф Брасс. — Лошадей! Прикажите подать наших лошадей, сэр Боджентль!