— Хотел отомстить… и хорошо, что не получилось. Любить я его не могу, видит Бог! Друзьями нам тоже не быть. А художник он, высшей милостью, непревзойденный.
Матвей и Астра вышли от Маслова, терзаемые сомнениями.
— Не похож он на Сфинкса, — вздохнул Карелин. — Не катит!
— Думаешь, у него на лбу будет написано — Сфинкс?
Матвей так не думал. Он вообще уже не знал, что думать.
— Заедем еще к Баркасову в студию? — предложила Астра. — Он приглашал.
Артист ничего нового им не рассказал. У него разыгралась мигрень, он был зол на погоду, на сырость, на весеннее обострение меланхолии, на Домнина.
— Игорь порой перегибает палку, — бубнил комик. — Его шутки дурно попахивают. Со смертью в кошки-мышки играть не стоит. Старуха с косой этого не любит. Я понимаю, что каждый развлекается в меру своей испорченности, но у Игоря уж совсем… крышу срывает. Учудил знатно! Бр-р… у меня аж сердце прихватило.
Они обсудили будущий аукцион, и Баркасов дал весьма благоприятный прогноз. Выпили по рюмочке за успех предприятия.
— Наша публика без предрассудков, — заметил напоследок артист. — Но я бы эту картину не купил. У меня от нее… мороз идет по коже.
Глава 36
Игорь Домнин ни на кого не жаловался, никого не обвинял. Он готовился к аукциону.
Картина стала его наваждением, его проклятием. Ему казалось, что он стоит у последней черты. В глубине души зрело понимание — он на пике таланта и славы. Лучшего, чем «Обнаженная Маха», ему не написать. Его кисть исчерпала себя с последним золотым мазком, нанесенным на этот холст.
Он не хотел никого видеть, а следовало выйти на публику, принимать участие в торгах. Как зрителю, как мастеру, который расстается со своим творением. Он не мог пропустить этого жестокого и упоительного мгновения.
Узнав, что письмо от Сфинкса написала Александрина, художник не избавился от назойливого вопроса:
Март днем звенел капелью, а ночью сковывал город ледяной стужей. Звезды казались осколками льда. Они резали глаза, а не радовали их, как прежде.
Масленица перевалила за разгульный четверг. Поздним вечером за окнами, в морозной темноте с грохотом вспыхивали огни петард, раздавалась музыка и крики пьяных в переулках. Утро пятницы оказалось бесснежным, подернутым розовой дымкой, многообещающим…
Матвей достал из шкафа костюм Брюса — кружевную рубашку, камзол, башмаки. После прошлогодней прогулки на Хэллоуин он решил оставить вещи себе. Надеть, что ли, на Масленицу?
— Хочешь побыть ряженым? — скрывая улыбку, поинтересовалась Астра. — Тогда мне тоже придется подобрать какой-нибудь наряд. Думаешь, из меня получится дама петровских времен?
— Не знаю.
Астра подошла к окну и раздвинула шторы.
— Я отгадала загадки Сфинкса! — просто сказала она, глядя на медленно встающее над крышами солнце. — Все! Даже ту, которую получил Никонов.
— Ты же ее в глаза не видела.
— Ну и что? Смысл не в том, что загадки говорят, а в том, о чем они молчат. Поэтому мне их видеть не обязательно.
— Фантазии Веснухина, — недоверчиво усмехнулся Матвей.
— Проверим?
Он, убежденный в ее поражении, кивнул.
— Главное, чтобы почта работала, — деловито заметила Астра, включая компьютер. — Где у нас адрес, указанный в письме для Мурата? Так… вот он, родимый.
Она защелкала по клавиатуре.
— По утрам почту никто не читает, — бросил Карелин.
— У нас в запасе еще два дня. До воскресенья Сфинкс обязательно заглянет в ящик. Не зря же он дал электронный адрес. Он обязан посмотреть…
–
— Я почти знаю, кто скрывается за этим… псевдонимом. Но не скажу! Боюсь спугнуть удачу.
Матвей попытался изобразить безразличие. Не утерпел, подошел и спросил:
— Что ты там пишешь?
— Ответ на все три загадки. Чтобы уж наверняка было.
— Круто! В самоуверенности тебе не откажешь.
— Женщине ни в чем нельзя отказывать! — Она набрала несколько слов и удовлетворенно откинулась на спинку кресла. — Вот и все. Дуэль близится к развязке. Отправлять?
— Отправляй, — растерянно пробормотал Матвей.
Он прочитал на экране монитора три набранных ею слова:
— Парад насекомых! Жуки, пчелы… конкурс юных энтомологов какой-то…
Астра состроила многозначительную мину.
— Потерпи до воскресенья.
Аукцион по продаже «Обнаженной Махи» прошел как нельзя более удачно. Картину приобрел коллекционер современной живописи, пожелавший остаться неизвестным. В торгах участвовал его представитель — молодой человек интеллигентного вида, говорящий по-русски с акцентом.
— Цена баснословная… — шептались присутствующие.
— Рекордная для полотен Домнина. Но картина того стоит…
— Чудо как хороша… краски будто светятся…
— Есть в ней нечто сверхъестественное…
— Великолепная работа… глаз не оторвешь…
Художник, польщенный результатом своего предприятия, удалился. Его проводили восторженными аплодисментами.
Александрину в зал не пустили.
— По просьбе господина Домнина, — объяснили ей вежливые охранники. — Извините, но мы выполняем его распоряжение.