– Ты мог бы прийти ко мне в Фернвиллоу, – упрекнула его. Минда.
Кэблин снова покачал головой:
– Я не знал тебя до тех пор, пока ты не отворила врата и не оказалась в бездне.
– А потом?
– Как я мог сказать тебе раньше? – спросил он. – Вся твоя жизнь прошла среди смертных – однажды рожденных. Да и внезапно обретя силу, ты могла бы погубить себя. И так были моменты, когда тебя чуть не убила собственная энергия.
– Теперь мало что изменилось.
– Неправда. У тебя было время, чтобы привыкнуть к ней, хоть немного освоиться. Теперь ты готова встретиться с Ильдраном во всеоружии и сохранить при этом ясную голову.
– Но в моих мыслях нет ясности. Мне кажется, что… я сошла с ума. С тех пор, как начались эти сны… – Минда подняла голову и с отчаянием взглянула в его лицо. – Почему ты сам не уничтожишь Ильдрана? Тебе известны все ответы. Ты обладаешь силой.
– Я Целитель, – ответил Кэблин, – а не Разрушитель.
– Что ж, я тоже не Разрушитель.
«А как насчет Бродяги? И истребления йаргов?» – спросил ее внутренний голос. «То был меч, а не я», – ответила она на это.
– Когда ты был волком, – сказала она вслух, – ты ведь сражался на нашей стороне.
– Как волк я обладал волчьей свирепостью и волчьей силой.
– Так стань волком снова.
И опять Кэблин отрицательно покачал головой.
– Ни один волк не может восстать против Повелителя Снов и надеяться победить. В этом, своем подлинном облике я обладаю силой – но она может быть использована только для исцеления.
– Но ты выступаешь против Ильдрана, – сказала Минда.
– Я против Ильдрана потому, что в случае его победы воцарится хаос. Вейдернесс опустошат войны. Сам Ильдран тоже падет, но это слишком высокая цена. Лишь только мудрецы всех миров узнают об этой угрозе, они тотчас же поднимутся против него, и вот тогда в Мидволд сойдут боги, и ничто не уцелеет в этой битве.
– Но…
– И должен тебе сказать еще одну вещь: если бы один из потомков Туатана вознамерился установить во всех мирах свой порядок, я бы восстал и против него тоже.
Но ты, Таленин, последняя из рода Вессенеров, наследница рябинового трона на Высокой Скале, и
Минда не могла не признать его правоту, но она не обладала необходимыми способностями. Возможно, у нее есть сила, но биться с Ильдраном – это не то что писать пером по бумаге, как Танет.
– Твое сердце, – произнес Кэблин, снова трогая струну, – твое сердце подскажет верный путь. Оно привело тебя сюда, оно проведет тебя и через последнее испытание.
– Я не могу контролировать свою силу.
– Это я хорошо понимаю. – Пальцы извлекли печально-нежную мелодию. – Слишком хорошо. Неужели ты думаешь, что я с радостью посылаю тебя на бой? Неужели ты считаешь меня бессердечным игроком, беспечно передвигающим фигурки по доске?
Минде вспомнились слова Гримбольда:
Но, встретив взгляд Кэблина, она не заметила радости в темно-серых глазах. Только боль. И его арфа плакала от этой боли.
– Возвращайся в свое спящее тело, – мягко произнес Кэблин. – Мы разбудим арлута. Ты и я, вместе.
При этих словах силонель задрожал, очертания утратили четкость, все вокруг затянула серая пелена. И вот уже Минда проснулась в своем теле, ночное небо Хайволдинга чернело над головой, а Сумрачный Арфист стоял неподалеку и грустно улыбался. Широкополая шляпа теперь была на его голове, а вот арфы Минда не увидела. Музыка стихла. Он протянул руку и помог ей подняться.
– То, что ты говорил… – тихо произнесла она.
То, что произошло в силонеле, уже казалось ей сном. Она не слишком отчетливо помнила его, но и забыть не могла.
– Да, Таленин, – сказал он, кивая. – Все это правда.
Минда подняла руку и провела по лбу и волосам.
– Не у всех веррнов есть рога, – сказал Кэблин.
Он снова взял ее за руку и повернул лицом к каменному столбу, а потом произнес слово, взлетевшее в ночной воздух. И оно стало видимым, засияло мягким золотистым светом и повисло перед ним. От Сумрачного Арфиста к Минде пришло знание. Она тоже произнесла слово, и второй символ застыл рядом с первым. Ее слово окрасилось в зеленый цвет. Две руны соединились, а затем поплыли вперед и растворились в камне. Столб замерцал, из него вышел стройный юноша и бездыханным упал на вереск.
– Его мысли стали неподвижными, – сказал Кэблин. – Как камень.
Он опустился на колени рядом с телом. Обхватив ладонями рогатую голову, он подул в лицо Яна – такое же серое, как и камень, бывший его темницей. С губ Лекаря сорвалось золотое облачко и заклубилось вокруг мьюриана.