Но если Вильмонт полагал, что комиссар не представляет для него опасности, то он глубоко заблуждался – однажды Лаптев проговорился Лукову, что послал донос на начальника в Москву.
Глава 12
Не смотря на все его старания, комиссару не удавалось достать горючее ни в Симбирске, ни в других близлежащих городах. С большим риском для жизни Лаптев метался по охваченной мятежом губернии. Возвращался он разочарованный и злой. После каждой поездки Лаптев привозил с собой какое-то доказательство собственного усердия, то отобранный в стычке с повстанцами обрез, то свою простреленную шапку, то окровавленный комсомольский билет бывшего с ним товарища, которого бандитская пуля сразила в самое сердце.
Демонстрируя всем эти вещи, Лаптев словно говорил начальнику экспедиции: «Меня нельзя выгонять, ведь я очень стараюсь, каждый день кладу голову на плаху ради общего дела». Между тем 12 часов, которые Вильмонт дал комиссару на поиск бензина, давно истекли. Одиссей уже приготовился к тому, что генерал приведёт в исполнение свою угрозу и вышвырнет трепача из экспедиции. В эти дни характер генерала по отношению к комиссару стал особенно желчным, он не упускал ни одной возможности сказать самовлюблённому юнцу что-нибудь язвительное. Казалось, Лаптев обречён. Но на его удачу парню удалось как-то договориться с командиром авиаотряда о выделении экспедиции некоторого количества дефицитного керосина. Вылет был назначен на следующее утро.
Ещё до рассвета Луков был разбужен взволнованным немцем.
– Что, уже пора? – спросонья щурясь на лётчика, зевнул Луков.
– Они уходят! – тревожно произнёс обратившийся в слух Вендельмут.
За стеной басовито гудели авиационные моторы. Однако Одиссей не находил в этом ничего необычного, до тех пор пока немец не сообщил ему, что местные лётчики, забрав с собой почти всех авиатехников, самовольно, без приказа покидают аэродром. Легко было догадаться, кто их вынудил принять такое решения, и куда теперь направятся бывшие офицеры, которых только обстоятельства заставили поступить на службу в Красную армию.
Быстро одевшись, Одиссей поспешил на улицу вслед за Вендельмутом. Ещё не рассвело и первые взлетевшие машины уже растворились в тёмном небе. Судя по отдалённому гулу, они должны были находиться теперь где-то над Волгой. Два последних пилота-перебежчика заканчивали разбег. За мчащимися по снегу аэропланами бежал полуодетый командир отряда и что-то кричал им вслед, но из-за сильного шума моторов его слов было не разобрать. Поднимаемая пропеллерами снежная вьюга валила мужчину с ног, задирала его гимнастёрку. Он выглядел жалким неудачником, простофилей, прошляпившим своё войско.
Самым находчивым в этой ситуации оказался комиссар. Он быстро разобрался, что к чему, снял с экспедиционного аэроплана пулемёт и успел дать несколько очередей вслед дезертирам. Да что толку! Ведь именно Лаптев был виноват в случившемся. Это он заставил лётчиков люто возненавидеть Советскую власть и организовать заговор. Перебежчики явно вошли в сговор с охраной, так как сумели забрать с собой всё топливо и испортить оставшиеся самолёты, чтобы исключить вероятность преследования…
Угроза нарастала как снежный ком. Около полудня на аэродром прибежал страшный обгоревший человек. Он рассказал, что служит счетоводом на расположенном в пяти верстах отсюда армейском вещевом складе. По словам едва живого бухгалтера, его склад подвергся нападению многочисленных погромщиков из окрестных деревень, которые грабят и убивают всех, кто попадается им на пути. Они сразу убили часового. Затем налётчики забаррикадировали снаружи двери складской конторы и подожгли дом, а тех, кто пытался выпрыгнуть в окна, жестоко убивали. Этого человека спасло то, что его признал один из погромщиков, которому состоящий при больших материальных ценностях совслужащий помог в каком-то деле. Выпрыгнувшего из окна скромного счетовода не стали убивать, знакомый вывел его с территории склада и велел поскорее скрыться, чтобы никто больше не опознал его, как «большевистского прихвостня». Но вместо того, чтобы бежать домой или к знакомому доктору, единственный выживший поспешил на расположенный неподалёку аэродром, чтобы поднять тревогу. Поднимающийся в небо, в той стороне, откуда прибежал вестник, густой чёрный дым, подтверждал его рассказ.
Счетовод очень рассчитывал на то, что на его склад немедленно вышлют команду солдат – разогнать смутьянов. И таким образом будет спасено хотя бы что-то из имущества, за которое он отвечал. Однако принесённое им известие вызвало панику. Охрана и обслуживающий персонал аэродрома стали разбегаться.
Командир авиаотряда даже не пытался организовать оборону, как-то сплотить вокруг себя оставшихся подчинённых. Напротив он никого не удерживал, даже ближайших сотрудников своего штаба. Луков, хотя и был человеком невоенным, такого поведения совершенно не понимал. Генерал же с нескрываемым презрением наблюдал, как лётчик с безучастным видом наблюдает, как его охваченные паникой люди улепётывают в разные стороны, на ходу спарывая с шинелей знаки различия.