Третий самолёт сумел подняться выше двух предыдущих и уже лёг на курс, но затем что-то произошло, аэроплан опять вошёл в крутое пике и врезался в землю. Раздался взрыв, во все стороны полетели обломки. Многие попадали на землю или попытались отбежать подальше, один комиссар даже не шелохнулся. Он продолжил посылать авиаторов на верную гибель. Комиссар эффектно, не открывая рта, выпустил сквозь отсутствующие передние зубы струйку табачного дыма и жестом велел идти к самолету следующим двум смертникам.
Взлетевший пятым экипаж, видимо, был самым опытным. Самолёт набрал высоту и скрылся из вида. Стал затихать вдали гул его мотора. Лаптев торжествовал. Однако через десять минут лётчики вернулись, не сумев пробиться сквозь снежный буран. Они едва не перевернулись на посадке и полагали, что сделали всё что было в их человеческих силах.
Казалось стальное сердце молодого комиссара, наконец, смягчилось. Лаптев дружески стал расспрашивать пилотов об условиях полёта. Все вздрогнули, когда неожиданно раздался резкий хлопок. Только когда стоявший лицом к комиссару командир вернувшейся машины повернулся к толпе сослуживцев, все поняли, что произошло – между глаз несчастного лётчика появилась чёрная дырочка. Одиссею показалось, что из сотен мужских грудей одновременно вырвалось полное ужаса «А-ах!». Уже фактически мертвец, убитый лётчик ещё несколько секунд покачивался на ногах, изумленно таращился на комиссара, и даже будто силился что-то спросить, прежде чем замертво рухнуть на землю.
Наступила мёртвая тишина. «Артистически» «кончив» саботажника Лаптев эффектным движением сценического конферансье повернулся к потрясённым зрителям; с кривой улыбкой сдул вьющийся из дула своего револьвера дымок. Лётчики, затаив дыхание смотрели на злодея. Немного шепелявя, беззубый оратор обратился к ним:
– Я говорю вам… Революционная армия… никогда… Запомните… никогда… не отступает. Поэтому выбирайте… принять геройскую смерть… за торжество царства всеобщей справедливости… Либо… сдохнуть вот так – Лаптев брезгливо пнул ногой тело у своих ног. – Саботажников и трусов ждёт такая же участь. Того же, кто выполнит задание, я награжу орденом Красного знамени.
После этой отвратительной сцены всё с той же ужасающей неотвратимостью разбились ещё два экипажа.
Присутствующее при экзекуции командование авиаотряда с ужасом наблюдало за тем, что творит свалившийся на его голову сумасшедший самодур, однако не смело вмешаться. Только внезапно разыгравшийся у Лаптева голод прервал на время «казнь».
*
Они сидели вчетвером в пустой столовой. Любвеобильный комиссар пригласил за стол пухленькую девицу, у которой почему-то было заплаканное испуганное лицо.
– Моя невеста, – объявил присутствующим комиссар и усадил себе на колени робеющую пышечку. – Прошу любить и жаловать, её зовут…
Комиссар запнулся, пытаясь вспомнить имя барышни.
– Рая Райская я – всхлипнув, представилась девица.
Лаптев «раздобыл» её среди местной обслуги. Девица сидела на коленях жениха притихшая, боящаяся лишний раз шелохнуться, словно кролик рядом с хищником. Она жалобно улыбалась, когда нагнавшее страху на весь аэродром чудовище иногда снисходило до своего «трофея», и что-то шептало ей на ушко.
Настроение у комиссара было преотличное. Он был возбуждён и кажется вполне доволен собой, не смотря на неудачу с организацией бомбардировки мятежников. Его не волновало, что затеянный им неудачливый штурм стоил авиаотряду половины боеспособных самолётов и лучших лётчиков.
Гранит Лаптев заявил, что всё равно продолжит посылать аэропланы в бой, и будет делать это до последней исправной машины, до последнего человека. И переубеждать его в этом было бесполезно…
С большим аппетитом жуя сочную сосиску и жареный картофель, Лаптев прожёвывал рассказ о своих недавних приключениях. И трудно было понять, где в его повествовании правда, а где вымысел. По словам комиссара в пути у него случилась крайне неприятная встреча с двумя колчаковскими аэропланами. Произошёл воздушный бой. Лаптев не преминул похвалиться, что метким огнём из авиационного пулемёта самолично сбил одного «стервятника», и видел, как вражеский аэроплан вошёл в штопор, как у него стало отламываться крыло. Колчаковец рухнул в Волгу, проломив лёд.
Но второй беляк всё-таки крепко зацепил советскую машину. Был прострелен винт, и радиатор двигателя. Вскоре вся вода из радиатора вытекла, и мотор заглох.