Загадка о тигрином следе

Снова взлёт, несколько часов в небе и снова посадка, которым Одиссей уже перестал вести счёт. Новое место оказалось ещё более голодное и неприветливое, чем предыдущие. Это была унылая дыра. Со всех сторон крохотный аэродром был окружён лесом, простиравшимся на многие километры. Из густой чащи постоянно наведывались волки, которых война научила есть мёртвую человечину и отучила бояться живых людей. По ночам за ближайшими деревьями было видно, как блестят их голодные, злые глаза. Техники и лётчики, когда шли разогревать моторы или даже просто по нужде, обязательно брали с собой оружие. Но выстрелы не очень пугали лесных тварей, они все равно бесшумно бродили вокруг, только ожидая удобного момента, чтобы всей стаей напасть на одинокого двуногого.

Казалось, что всё складывается против продолжения этой авантюры: в пропавшем самолёте находился изрядный запас продуктов. А теперь ещё прямо на пути экспедиции в тылу Восточного фронта красных вспыхнуло мощное крестьянское восстание. Мужики, доведённые до крайности постоянными поборами продотрядовцев и самоуправством большевистских начальников, взялись за вилы и топоры. Вскоре восстание прогремит на всю Россию, как «Чапанная война».

Громадные толпы вооруженных «дрекольем» крестьян без труда рассеивали регулярные части Красной армии, в которых служило много деревенских, не желавших стрелять в своих собратьев. В некоторых брошенных против восставших батальонах и полках красноармейцы поднимали на штыки своих командиров и комиссаров, и с оружием переходили на сторону деревенских. Общее количество выступивших против Советской власти крестьян было сравнимо с числом штыков у наступающего с противоположной стороны Волги адмирала Колчака. В считанные дни народный бунт охватил Самарскую и Симбирскую губернии. Многие дороги в тылу Красной армии оказались под контролем у повстанческих отрядов.

Только небо повстанцы не контролировали. По воздуху можно было бы быстро миновать опасный район, если бы в моторе экспедиционного аэроплана не обнаружилась серьёзная поломка. Немец объявил Вильмонту, что ремонт предстоит сложный, и при самом благоприятном раскладе займёт не менее двух суток.

Весь ремонт немцу пришлось производить самостоятельно. Выделенный ему в помощь механик оказался горьким пьяницей с трясущимися руками и мутной головой. Все помыслы этого бесполезного забулдыги были направлены на добычу спирта. В работе он больше вредил, чем помогал. В конечном итоге Вендельмут прогнал горе-помощничка. Но в одиночку немец провозился с «движком» не два, а целых пять дней, после чего уставший, голодный и злой «объявил забастовку». Он заявил начальнику экспедиции, что отказывается работать на пустой желудок:

– Я забыл, как выглядеть нормальный белый булка! Когда меня приглашать в вашу Россию, большой болшевисткий начальник обещать мне очень хороший жалованье, сытный завтрак, обед и ужин. Меня заверять, что я иметь гарантированный, как заход солнца мой законный чашка биир каждый вечер. Но оказывайтся меня здесь надувать! Это есть грубый нарушений контракт! Если меня не кормить дальше гуд, я бросать арбайтен и возвращаться цурюк Фатерлан, домой!

Условия жизни членов экспедиции действительно стали почти невыносимыми. Они жили в плохо отапливаемой землянке и питались похлёбкой из мёрзлой картошки и каких-то лестных ягод и корешков. На завтрак был «кофе», заваренный из мха и цикория. И ожидать какого-то улучшения питания не приходилось, ибо из-за вспыхнувшего восстания многие провиантские склады оказались в руках мятежников.

Долгожданная помощь пришла неожиданно, и оттуда, откуда его никак нельзя было ожидать. Это произошло на аэродроме под Симбирском. Располагался он южнее города, между западным берегом Волги и рекой Свиягой – на поле, ограниченном с двух сторон дорогами, ведущими в Симбирск.

Приземляться здесь было крайне рискованным решением, – озлобленные на советскую власть мужики, да и колчаковские казаки с пленными не церемонились. Но свои жёсткие условия снова диктовала погода: требовалось срочно где-то переждать очередной приближающийся циклон.

Аэродрома ещё не было видно, а Вильмонт стал готовить к стрельбе пулемёт. Под крылом проплывали предместья старинного волжского города, а на горизонте показалась сама великая русская река. Она была подо льдом. Одиссей тревожно всматривался в ровное белое пространство впереди: не видно ли переправляющихся с противоположного берега неприятельских отрядов.

Буквально через несколько минут видимость резко снизилась, так что лётчику пришлось лететь почти вслепую. Аэродром под крылом появился внезапно. Они увидели два десятка аэропланов на краю поля и красный флаг на крыше выстроенного в форме буквы «П» штабного барака. Нервное напряжение сразу спало.

Ещё не успев выбраться из кабины, Луков заметил неподалёку чрезвычайно знакомый худощавый силуэт. Эксцентричного московского хулигана и позёра Гранита Лаптева даже издалека невозможно было с кем-то спутать. А ведь Луков был уверен, что их жизненные дороги разошлись навсегда!