Как и многие люди его комплекции, иностранный наёмник оказался не слишком словоохотлив. По-русски он говорил вполне сносно, хоть и с сильным акцентом, но предоставил право рассказать о себе штабному работнику. Штабист поведал, что немецкого товарища зовут Фридрихом, что четыре года назад во время своей службы на Западном фронте он сбил семь французских и английских самолётов. А, мол, нынче камрад Вендельмут верой и правдой служит в Красном воздушном флоте и уже имеет портсигар с гравировкой, которым его наградил сам Троцкий за осенние бои 1918 года над Казанью.
Это был первый случай в гражданскую войну, когда аэропланы намеренно бомбили городские кварталы. Примечательно, что вначале красное командование поручило провести акт устрашения находящимся у них на службе бывшим царским офицерам – Рябову и Девайоту, но те наотрез отказались участвовать в бомбардировке ни в чём неповинных обывателей. На следующий день командир 23-го авиаотряда Сатурин, размахивая «Маузером», потребовал от забастовавших экипажей взять бомбы, угрожая в противном случае застрелить «изменников революции» на месте. Аргумент казалось подействовал – Рябов и Девайот погрузили на свои крылатые машины бомбы и бочки с отравляющим газом, но вместо того, чтобы сбросить смертоносный груз на город – перелетели к белым.
Тогда из Москвы был срочно выписан немецкий наёмник, который без остановки выполнил чёртову дюжину бомбовых рейдов на Казань. За этот «подвиг» немец получил не только портсигар, его также отметили реквизированными у «эксплуататорских классов» золотыми часами и солидной денежной премией.
Застенчиво улыбающийся рябой гигант согласно кивал, подтверждая каждое слово рассказчика. В этом немце советское авиационное командование не сомневалось. Но экспедиция должна была лететь на двух машинах. Со вторым пилотом генералу Вильмонту и Лукову предстояло встретиться на аэродроме…
Вскоре вернулся Дрэссер. Он всё-таки привёз драгоценное горючее и оттого был очень доволен собой и весел. Дрэссер со смехом поведал, что нашёл выход из тупиковой ситуации, обратившись через Дзержинского прямо к Ленину:
– С разрешения Ильича пришлось «ограбить» кремлёвский гараж. Вожди революции героически смирились с тем, что их автомобилям придётся какое-то время вместо хорошего бензина «кушать» вонючий бензол. Зато «Даёшь мировую революцию!».
Тут Дрэссер обратил внимание, что генерал выглядит совсем больным. Анри Николаевич постоянно заходился в лающем кашле. Кажется, у старика была высокая температура. Дрэссер предложил перенести вылет на несколько дней, пока больному не станет лучше. Но Вильмонт решительно заявил, что чувствует в себе достаточно сил, чтобы в ближайшие дни одолеть болезнь, а лечиться он сможет и в пути, для чего взял с собой назначенные ему доктором пилюли и микстуры.
– Я беру пример с вашего Дзержинского, он ведь тоже, говорят, очень болен, но это не мешает ему работать. Говорят за стальной характер его даже прозвали железным – сказал Дрэссеру генерал.
Дрэссер улыбнулся и неожиданно рассказал анекдот про главного чекиста:
– В прошлом году однажды в кабинет Дзержинского влетела граната. Председатель ВЧК (а) не растерялся и вовремя успел спрятаться в огромном стальном сейфе, который после революции так и остался стоять в кабинете бывшего управляющего страхового общества, но пустовал. Взрыв не причинил Дзержинскому никакого вреда, но поговаривают, что именно после этого покушения председателя ВЧК (а) и прозвали «железным Феликсом».
На аэродроме возле приготовленных к вылету аэропланов громко, во всю глотку орали друг на друга двое.
– Не доверяю я тебе, Веселкин! – грубым хриплым басом «громыхал» на весь аэродром коренастый здоровенный мужик в кожаных куртке и шароварах. – Ты, сволочь, под полушубком царские кресты до сих пор носишь! Приказываю снять цацки – немедленно!
– Не сниму! – тоже демонстрировал сильный голос румяный брюнет с интеллигентным лицом. – Мне их не за штабное сиденье дали, а за пролитую в боях с германцами кровь!
– Может тебе и погоны подпоручика во сне мерещатся? – сузив глаза, вкрадчиво вопрошал коренастый мужик.
Генерал и Луков наблюдали за конфликтом издали. Дрэссера с ними снова не было, он сейчас решал какой-то вопрос с аэродромным начальством.
Одиссей уже слышал сегодня фамилию «Весёлкин» и понял, что румяный – это лётчик второго самолёта, на котором должна была лететь экспедиция.
Пилот вытащил из кармана полушубка какой-то листок и, гневно потрясая им, крикнул:
– Вам этого мало! Хотите, чтобы я душой наизнанку перед вами вывернулся!
Скомкав лист, лётчик кинул его под ноги обидчику.
– Ты чем кидаешься! – опешил мужлан в коже. – Теперь мне окончательно всё про тебя ясно, – к белым надумал перелететь, паскуда офицерская! Только зря надеешься, я с тобой полечу, и если замечу малейший признак измены, сразу пристрелю!
– Меня убьёшь, сам тоже гробанёшься, – со злым смехом ответил в лицо крепыша лётчик, – управлять то самолётом ты не умеешь!
Ругань продолжалась ещё некоторое время. Затем лётчик ушёл.