Загадка о тигрином следе

– Нет. Но у него может иметься задание, о котором я не знаю – предположил Одиссей. – Гранит постоянно говорит об этом: будто у него есть задание от руководства вашей организации, чуть ли не от самого Дзержинского… Ах, и вот ещё… Сейчас я вспомнил: как-то он признался, что намерен пробираться в Гималаи. Но я полагал это несерьёзным, пустой похвальбой.

– Но мы то почему ничего не знаем об этом?! – раздражённо воскликнул начальник ТурЧКа. – Там в Москве нам совсем не доверяют что ли, если даже не считают нужным информировать о таких вещах?!

– А, по-моему, этот Лаптев – скользкий тип, он ведь перебежчик от левых эсеров. И, похоже, использует звание чекиста для прикрытия своих грязненьких делишек, – сказал Шестопалов, шевеля заостренным носом. – Я отсюда чувствую, как от него воняет гнилью и отбросами. Надо на него как следует надавить.

Одиссей представил себе коллекцию нагаек на стене в кабинете этого человека и попросил не трогать Лаптева:

– Через несколько дней мы уходим, и я бы не хотел остаться без комиссара. Это может задержать нас в городе на неопределённый срок. Между тем пуштуны будут ждать нашего прихода в назначенный срок…

Но Лукову объяснили, что, видимо, он просто не осознаёт всей опасности ситуации, если противиться аресту человека, который может оказаться агентом, засланным в его отряд из вражеского стана с неким заданием.

Глава 54

Гранита Лаптева всё-таки арестовали в самый канун ухода экспедиции из города. Как объяснили начальнику экспедиции в Ревтрибунале, они ещё не определились, какая следственная комиссия будет заниматься данным делом, – та, что расследует преступления контрреволюции, или же та, что специализируется на хищениях, спекуляции и мошенничестве. Но у Одиссея складывалось впечатление, что из-за резко осложнившейся ситуации на фронте в связи с прорывом конницы атамана Дутова, заниматься этим запутанным делом просто некому. У Ревтрибунала и без того забот было невпроворот в связи с наводнившими город дезертирами и вражескими шпионами. В этой ситуации судебные тройки выносили приговоры с большой поспешностью, чтобы постоянно расчищать камеры для новых арестантов. И всё равно тюрьмы были переполнены. Неудивительно, что Лаптева постоянно перевозили с места на место: вначале его содержали в подвалах ТурЧКа, потом на гауптвахте при гарнизонной комендатуре, затем перевезли ещё куда-то. Какое-то время Одиссей даже стал опасаться, что соратника по экспедиции уже нет живых. Его запросто могли под горячую руку пустить в расход без всякого суда. Но тут пришло сообщение из Ревтрибунала, что просьбу Одиссея о последнем свидании с бывшим комиссаром решено удовлетворить.

Луков нашёл комиссара в казармах рабочих железнодорожного депо. Лаптев содержался отдельно от местных обитателей в какой-то подсобке, временно переделанной под «камеру». У двери дежурил красноармеец с винтовкой.

Когда Одиссей вошёл, он застал арестанта сидящим верхом на ящике из-под шотландского виски. В тесном помещении с единственным маленьким зарешеченным окошком стояла страшная духота. Поэтому из одежды на арестанте были только… ботинки, да и те без шнурков, что выглядело весьма необычно.

Закинув ногу на ногу, Гранит читал какую-то книгу. Рядом с ним на полу стоял обыкновенный солдатский котелок. Не было больше великолепного столового фарфора и красоток-горничных в кружевных белоснежных передниках. Всё это великолепие давно растворилось в воздухе, как мираж. Но комиссар, кажется, легко с этим смирился.

При появлении Одиссея Гранит поднялся с ящика и предложил его гостю, ибо другой «мебели» в «камере» не имелось.

Одиссей смущённо поблагодарил и остался стоять. Комиссар тоже поднялся. Одиссей смущённо пояснил:

– Я собственно на минутку зашёл… попрощаться. Скоро выступаем из города.

Комиссар кивнул.

– Понятно.

Наступила неловкая пауза. Одиссей видел, что комиссар чего-то ждёт от него.

– Вас, по-видимому, будут судить… Я надеюсь на это… В том смысле, чтобы закон был соблюдён…

– Да ладно изображать из себя святого заступника! Ты ведь пришёл полюбоваться на свершившееся возмездие, верно? – глядя на него с непонятной издевательской ухмылочкой, спросил Лаптев. – Тебе должно быть приятно видеть меня здесь. Зачем тогда врать!

– Не надо судить других по себе, Гранит. Я пытался помочь вам, хотя и не смог.

– Ладно, пусть так, – согласился комиссар и скрестил руки на груди, словно смиряясь со своей судьбой.

Странно, но Одиссею становилось всё более неловко перед этим прохиндеем. Было чувство, словно он тоже отчасти несёт вину за то, что с юнцом могут поступить несправедливо.

– Хорошо, что я могу для вас сделать? – после некоторой паузы спросил Луков.

– Принеси водки.

– Хватит валять дурака! Вас же могут расстрелять.

– А тебе какая разница. Радоваться должен.

– Что мне за радость, если кого-то убьют и я в этом, пусть косвенно, буду виновен. Если у вас есть какая-нибудь просьба, я постараюсь её выполнить, – уже настаивал Луков.