Загадка Бомарше

10 января 1774 года при солнечной морозной погоде я въехал в Париж, где наш посол при французском дворе представил меня мадам дофине Марии Антуанетте. Дочь великой императрицы (Ее Величество Марию Терезию имел счастье знать мой отец) оказала мне воистину самый благосклонный прием. Мне тогда исполнилось 19 лет (я родился 4 сентября 1755 года), как и Ее Высочеству (дофина родилась 2 ноября). Я был поражен [далее старательно зачеркнуто] любезностью и красотой будущей королевы Франции.

30 января [подчеркнуто]. Бал в Опера. Высокая красавица, именующая себя принцессой Владимирской, дочерью покойной русской императрицы Елизаветы от некоего тайного брака, сделала много незаслуженных комплиментов моей внешности. Когда же наконец она покинула меня, ко мне приблизилось восхитительное домино небольшого роста, весьма грациозное. Когда маска заговорила, нежный тембр ее голоса [далее зачеркнуто]. Ее разговор был исполнен благородства и изящества.

Нашу беседу прервало появление фрейлин – мадам де Л. и мадемуазель К. И тогда домино со смехом сняла маску, а я тотчас склонился в самом почтительном поклоне. При том, видимо, был так растерян, что мадам дофина (это была Она!) много смеялась.

15 февраля. Бал в Версале, где Она (подойдя ко мне!!!) оказала великую честь – вновь заговорила со мной.

12 мая. Покинул Париж при весеннем, теплом дожде…

16 августа 1778 года. Я вновь приехал в Париж. Осень стояла очень теплая, хотя уже было много опавших листьев. Его величество Людовик Пятнадцатый умер, и Она стала королевой.

Наш новый посол представил меня королевской чете.

Смел ли я надеяться, что меня помнят?! Я попросил посла представить меня, как если бы я был в Париже впервые. Но доброта Ее не знала границ. Она узнала меня!!! И сразу сказала: «А, это наш старый знакомый!» Я совершенно потерялся и дал повод госпоже де Л. пошутить: «Какая мужественная внешность и какая детская застенчивость».

И в дальнейшем Она не забывала оказывать мне знаки доброго внимания.

8 сентября я посмел сообщить отцу: «Она – самая красивая и самая любезная из государынь, каких я знал».

Помню, отец справедливо ответил мне, что я знаю весьма мало государынь.

А точнее – одну…

18 ноября. В тот день Она была сама любезность. Госпожа Полиньяк рассказала Ей о моей шведской военной форме, которая произвела столь забавный фурор на балу у графини де Брион.

Она изъявила желание видеть меня в этом костюме.

19 ноября я надел белый мундир, голубой камзол, замшевые штаны с шелковыми оборками и золотой пояс со шпагой с золотым эфесом.

А на следующий день я получил анонимное послание, повергшее меня в печальную задумчивость: «Этот стройный, прекрасно сложенный молодой человек с глубоким мягким взглядом уже завладел ее сердцем, что не удивительно. Наша венценосная кокетка не может не взять все самое роскошное, самое яркое».

21 ноября на балу в Версале я танцевал с графиней де Сен-Пре. Она и рассказала мне тогда [далее зачеркнуто]. Помню, я только ответил в сердцах: «Как злы здесь люди».

Декабрь. Весь месяц я был зван на вечеринки, которые устраивали Она и Ее неразлучные подруги герцогиня де Ламбаль и Жюли Полиньяк в божественном Трианоне. Я наслаждался красотой Трианона и Ее вкусом. Миниатюрный дворец, миниатюрные озера, миниатюрный театр, миниатюрная мебель… И Она сама – маленькая Антуанетта – так гармонична, соразмерна игрушечному дворцу. Совершенство и красота здесь царили во всем – от сочетания деревьев до бронзовых дверных ручек, куда столь изящно были вплетены буквы Ее имени. Она «спасалась здесь» (Ее слова!) от чрезмерной грандиозности Версаля, от тысяч слуг, от неумолимости этикета.

«Здесь я сбрасываю корону, здесь нет постоянной французской напыщенности, нет колоколов (есть колокольчик), здесь я могу принимать кого хочу. Здесь, наконец, я имею право на мою жизнь», – сказала мне Она 12 декабря, любуясь маленькой фарфоровой собачкой – детским подарком ее матери.

Графиня де Сен-Пре пересказала мне тогда с плохо скрытым осуждением (как и все прелестницы при дворе, она не могла простить Ей ослепительной красоты) слова Ее брата. Оказывается, когда император Иосиф гостил в Версале, он был поражен: ни Она, ни король не проявляли внимания к знаменитым французским философам. «О них с восторгом говорит весь мир. Почему же французская королевская семья не собирает у себя философских салонов? Ничто так не развивает ум, как споры о вещах, которые еще не приобрели ясных очертаний…»

Я тотчас (13 декабря) посмел пересказать Ей эту сплетню. Она, смеясь, передала мне свой ответ любимому брату: «Как только разговор принимает столь чтимый Вашим Величеством характер, то немедля действует на меня, как самое лучшее снотворное». Из всех перечисленных тогда братом европейских знаменитостей Она, по Ее словам, с удовольствием принимает только некоего Бомарше, часовщика и сочинителя пьес. Его пьесу Она решила поставить (сама!) в придворном театре Трианона.