Загадка Бомарше

— Вы правы, моя дорогая. Именно свобода и похоть, страсть и вожделение. Вот каким богам я поклоняюсь. И вы, из-за которой я перестал быть честным человеком, вдруг упрекаете меня в этом. Не вы ли возносите молитвы тем же самым богам? Я редко встречал женщин способных так самозабвенно и без остатка им поклоняться. И раз мы с вами пребываем в единой вере, я предлагаю оставить наши распри и прямо сейчас вознести вечернюю молитву нашим богам. — Бомарше приблизился к Годвиль и попытался завладеть ее рукой. Однако Годвиль не дала ему этой возможности.

— Я дала обет затворничества и целомудрия, — объявила она, гордо вскинув голову.

— Жестокая женщина. Вы сами толкаете меня в объятия Марии Терезы, а потом упрекаете в этом.

— Я разгадала ваши уловки. Бедная Мария Тереза! Она даже не подозревает, какая роль для нее вами определена. Она всего лишь ширма, за которой вы отгораживаетесь от надоевших вам любовниц, — с сарказмом заметила Годвиль.

— Если бы вы только знали, как вы далеки от истины. Я просто не хочу прикипать к вам сердцем, потому что не могу и не должен этого делать. Но вы вносите в мою жизнь приятное разнообразие. Жизнь слишком монотонна и тяжела для такого веселого человека, как я. Зачем же вы хотите превратить нашу легкую связь в мучительный роман, — искренне недоумевал Бомарше.

— Вам давно было пора понять, что такая пылкая женщина, как я, ни от чего не получает удовольствия пока не владеет этим полностью, — парировала Годвиль.

— Нельзя поработить свободу, — упрямо продолжал гнуть свое Бомарше. — Разве нежный поцелуй или нежное прикосновение не стоят во сто крат больше мучительных пут любви, повергающих в отчаяние?

— Как вы не понимаете, что ваша легкость, с которой вы порхаете от одной женщины к другой и есть те самые путы, которые не дают мне насладиться любовью в полной мере? — удивилась Годвиль.

— Вы упрекаете меня в том, что с избытком присутствует также и в вас. Вы не можете принять себя такой и не нашли ничего лучшего, как обвинить меня в распутстве. Сбросьте с себя это наваждение, вглядитесь внимательно в свое отражение, которое я в данный момент олицетворяю, и вы почувствуете, что ничто не стоит больше меж нами теми путами, которые мешают нам наслаждаться друг другом.

— Вам не откажешь в проницательности, — задумчиво произнесла Годвиль. — То, что вы мне сейчас с таким пылом поведали, мне хорошо известно самой. Вы легко и непринужденно извлекли на свет божий мое секретное оружие, которым я пользуюсь, чтоб укрощать мужчин. Вы первый, кто сумел разгадать мой секрет. Пожалуй, вы заслуживаете поощрения. Судьба опять повернулась к вам лицом. Сумейте же воспользоваться ее милостью.

— Вы вся во власти изменчивых чувств, которые не дают вам покоя. Я давно понял, что мне не следует искать логику в вашем поведении, а нужно принимать вас такой, какой посылает мне вас небо — злюкой или самим очарованием, в зависимости от момента. — Бомарше с восхищением смотрел на возлюбленную.

— Сейчас тот самый момент, когда я решила сменить гнев на милость. Смотрите же, не упустите его. — Годвиль кокетливо изогнула брови и, подхватив складки своего платья, грациозно опустилась на кушетку.

— Вчера — гневное письмо, сегодня — великодушное прощение, еще через мгновение нежнейший гимн любви. Боже, как я обожаю вас за это, — буквально простонал от восторга Бомарше.

— Вы еще не знаете всех тех средств, с помощью которых я намерена обращаться с вами. Ни один мужчина на свете, даже такой гениальный, как вы, не заслуживает моей снисходительности. Мое дальнейшее внимание к вам обойдется вам очень дорого.

— Я догадываюсь, о чем вы, — улыбнулся Бомарше. — И я готов платить, чтобы доставлять вам раз за разом то удовольствие, которого вы заслуживаете. Назовите свою цену.

— Я вам не шлюха, мой дорогой. Извольте быть поделикатнее.

— Я вовсе не хотел бы иметь шлюху своей возлюбленной, но не возражаю, чтобы моя возлюбленная была немного шлюхой.

— Поберегитесь дерзить мне! — гневно воскликнула мадам Годвиль.

— Чтобы больше не ссориться, давайте оставаться такими, как мы есть, — попытался сгладить свою оплошность Бомарше. — Вас возмущает мое распутство, меня же ваше распутство восхищает. Мы оба знаем это друг о друге. И раз мы создали себе такую репутацию в глазах друг друга, нам ничего не остается, как пользоваться ею в свое удовольствие.

— C чего вы взяли, что я предпочитаю удовольствие любви. Заниматься любовью ради одного удовольствия — это ничто, — повела точеным плечиком мадам Годвиль. Краем глаза она заметила, как задрожал от вожделения ее любовник.

— Любить, но не заниматься любовью — во сто крат хуже, — произнес Бомарше и приблизился к мадам Годвиль. Оставаться от нее на отдаленном расстоянии больше у него не хватало сил.

Мадам Годвиль тонко уловила момент и решила, что пришла пора сменить гнев на милость.