Загадка 602-й версты

Постучав в дверь и получив разрешение, в комнату вошел Козаринов.

— Арестованных прикажете там оставить или как?— спросил отделком.

— Казарму надо прибрать,— поняв невысказанную просьбу отделкома, ответил Полозов.— Бойцы всю ночь на ногах. Свободные от наряда пусть отдыхают.

— А арестованные?..— начал Козаринов.

— А им не обязательно на нарах лежать,— резко перебил отделкома Могутченко.— Внесите их сюда. И на полу полежат до прибытия спецвагона.

Бандитов втащили в комнату, развязали им руки и устроили поудобнее на полу. Хотя «Угодник» и не был ранен, удары Леоненко и трепка, которую задал ему Немко, стоили обычного ранения. Пожалуй, из всех трех он наиболее нуждался во врачебной помощи.

Могутченко позвонил дежурному по станции и, узнав, что паровоз с арестантским вагоном прибудет минут через двадцать — тридцать, сказал, обращаясь ко всем троим:

— Терпите, «вояки», через полчаса вас настоящий врач подремонтирует.

— Перед расстрелом, значит, подлечить решил, господин начальник,— отозвался с пола Павел Когут.

Полозов взглянул на него и с удивлением вынужден был признать, что ночные передряги и простреленная нога не сломили его. Павел Когут сейчас выглядел значительно бодрее, чем тогда, когда его выводили из предбанника.

Могутченко не успел ответить на ядовитое замечание раненого. Его опередил Сергей Когут:

— К сожалению, таков закон. Хотя для такой гадины, как ты, стоило бы отменить.

— Спасибо, братец,— смиренным тоном ответил Павел Когут,— порадел родному человеку.— Он явно издевался над братом.— Закон хороший. Пока лечат, пока суд да дело, всякое может случиться.

— Ничего не случится,— жестоко ответил Сергей Когут.— Подлечат тебя дней за пять-шесть, на нас, Когутах, раны быстро зарастают. А суда тебе ждать не придется. Это уж я постараюсь. Если надо будет — архивы подниму.

— Это какие еще архивы?— не скрывая тревоги, поднял голову Павел.

— Забыл? Все харбинские газеты писали, что тебя в двадцать первом трибунал заочно приговорил к вышке.

— Значит, в силе еще эта прибаутка,— улыбнулся Павел Когут. Но усмешка вышла кривой, а голос явственно дрогнул. Опираясь руками о пол, он подтянул раненую ногу и сел в углу комнаты, привалившись спиной к стенкам.

— Ты, пес, скажи мне, как ты осмелился руку на родного брата поднять?— понизив голос, спросил Сергей, глядя на него ненавидящим взглядом.

— Не хотел я этого,— после долгой паузы ответил Павел Когут, глядя в пол.— Случайно это получилось. Он, Данило-то, первый за револьвер схватился. Оборонялся я...

— А от Гали ты тоже оборонялся?— с той же обжигающей ненавистью допрашивал Сергей Когут брата.

Этот вопрос изменил ход разговора и словно зарядил Павла Когута новым запасом ярости.

— Между мной и Галинкой судьей быть никто не может,— скрипнув зубами, хрипловато ответил он.— Если бы она десять раз ожила, я бы ее десять раз убил.

— А слышал ты от нее хоть раз доброе слово?

— Я не слыхал, и она моих слушать не хотела, сам знаешь. Я ей еще в семнадцатом сказал: или со мной, или в могилу. Сама выбрала, что хотела. Отстань ты от меня, иро-о-од!..— взвыл Павел Когут.

— Жаль, что ты тогда в девятнадцатом от нас за кордон ускользнул,— проговорил Сергей Романович и крупными шагами начал ходить по комнате. Нелегко ему давалось внешнее спокойствие.— Жаль, что не сумел разыскать твой след за кордоном. Успел ты, гадина, затаиться.

— Ну, за кордоном-то еще всяко могло получиться,— проговорил Павел.— Там ведь не совдепия.

Но Сергей Когут презрительно отмахнулся.

— Дурак ты, хотя и до ротмистра дослужился. Раздавили бы как клеща. И твои хозяева не пикнули бы,— пренебрежительно сказал он и, подойдя к Парфенову, сел на табуретку, предварительно положив ее набок, чтобы быть ближе к лежавшему на полу человеку.

— А вот тебя, Семен, я не ожидал встретить среди этой сволочи. Брат твой от беляков смерть принял, а ты с ними съякшался.

Парфенов лежал в стороне, хотя и рядом со своими соучастниками, но несколько отодвинувшись и повернувшись к ним спиной. Со стороны могло показаться, что он этим оберегает раненое плечо, но и Полозов, и Могутченко заметили, что дело не только в этом. Парфенов ненавидел и одновременно боялся своих однодельцев.

— Так ведь разве из рук вашего братана вывернешься,— с тоскливой откровенностью проговорил Парфенов.— Сболтнул, я ему еще в конце гражданской про золотишко, ну и влип, как муха в бочку с дегтем. Павел Романович хорошо обучен, как жилы из людей тянуть.

— Чего ж ты, балда, раньше властям про золото не рассказал?— укорил его Сергей Когут.— Давно бы это золото на хорошие дела пошло.

— Так ведь вместе с этим проклятым золотом и моя судьба закопана. Хоть ни капли правды в ней нет, а все же как докажешь,— так же тоскливо, мучаясь от душевной боли и от раны в плече, проговорил Парфенов.

— Да ты-то как туда мог попасть?— удивился Сергей Когут.

— Забыли, значит, Сергей Романович, что я почти три месяца у Колчака служил. Хоть и по мобилизации, да теперь поди доказывай. Верный расстрел или до конца дней на Соловках лямку тянуть. А у меня семья, сам знаешь.

— Кто тебе эту чушь намолол?