Хилый костер начал угасать, и черные щупальца придвинулись почти вплотную. А-ых откашлялся, подбросил в костер еще пару сучьев, и огонь жадно набросился на них, вновь разгораясь – огонь тоже знал, что такое голод. Смолистые ветки зашипели, пузырясь смолой, но А-ыху казалось, что это сам ледяной мрак шипит, убирая свои щупальца. Рано, пока рано… Ладно, подождем…
А-ыху вдруг страшно захотелось вывалить в костер весь припасенный хворост разом, чтобы огонь взвился громадным пляшущим цветком, выметя мрак из пещеры наружу. И чтобы стало тепло, как в разгар лета. Пусть на миг, но тепло…
Он вздохнул, взял тяжелое рубило и вновь принялся долбить крепкую землю. Нельзя, нельзя… Этого хвороста должно хватить до конца работы. Конечно, в лесу кругом полно сухостоя и валежника, но А-ых не мог позволить себе такую роскошь – разобрать завал и пойти собирать хворост. Во-первых, за это время огонь в пещере умрет, так как кормить его будет некому, и не так просто развести его вновь. А во-вторых, мало ли кто может шастать вокруг. Всем известно: войти в зимний лес может каждый, а вот выйти – не всегда. И потом, силы охотника убывают…
Огонь снова начал опадать, и А-ых дал ему еще пару корявых сучков. Ешь, ешь… Для тебя пока еды достаточно – вон, какая куча.
Огонь вновь взвился, весело заплясал, и ледяной мрак вновь с сожалением втянул свои щупальца. Зато его собрат, голод, стиснул желудок А-ыха с новой силой, так, что рот наполнился вязкой слюной. И отогнать голод было нечем. Они всегда охотятся на пару, холод и голод. Не один, так другой тебя достанет… Надо спешить. Да, пока есть силы, надо успеть. А-ых откашлялся, сплюнул и вновь принялся долбить грунт, время от времени выгребая сухую известняковую крошку горстями.
Да, хворосту они с У-амом запасли, и огню пока есть чем кормиться. Но вот еды для себя в этот раз достать не удалось. Да и какая охота вдвоем?
Возможно, они сделали глупость, напав на этого кабана. Возможно, следовало поискать добычу попроще, ведь силы у них еще были… А, какая разница! Даже если бы им повезло в этот раз – не повезло бы в следующий.
Собственно, им давно уже было пора перебираться в места, богатые дичью. Туда, где собрались все родичи, люди рода Лиса. Их рода. С тех пор, как позапрошлой весной умерла молодая Ума, они уже просто тянули время. Правда, тогда еще оставалась жива старая Иха, и еще остававшиеся в живых шестеро охотников возвращались по вечерам в пещеру, озаренную светом костра у входа, и было кому починить одежду и обувь, и выделать шкуру, и вымести из пещеры мусор и кости, и зашептать боль в спине… Да мало ли! Женщина всегда женщина. Вот только рожать старая Иха уже не могла. Ничего удивительного – старухе было уже почти тридцать зим, никто из женщин их рода не доживал до такого преклонного возраста. Да, тридцать снежных зим могут искалечить кого угодно, холод отнял у Ихи способность рожать детей. А это значило – их род кончился.
Старый Гыр, самый старый в роду – вот уж ему-то точно стукнуло тридцать зим! – говорил, что раньше, очень-очень давно, много-много зим назад, можно было взять женщину из другого рода. Выменять на что-либо. На десяток тяжелых кремневых ножей-чуринг, или на тушу медведя – в голодное время такие случаи тоже бывали. Или даже на молодого охотника, если в роду невесты ощущался острый недостаток в охотниках. Или хотя бы украсть. На худой конец, два угасающих рода могли просто объединиться и жить в одной пещере, уже через поколение слившись в один род. Конечно, это не очень хорошо, но старый Лис, покровитель рода, наверное, все понял бы и не обиделся.
Да только в последние годы других родов в округе не было. Не было больше людей. Род Оленя угас еще раньше, зим десять назад, род Кабана ушел куда-то на юг и пропал, а род Змея перебили узконосые. Всех перебили, никого не оставили.