– Я действительно была у него незадолго до того… – произнесла она.
– О чем вы говорили?
– Я не могу тебе этого сказать. Но честное слово даю, я не давала ему повода застрелиться…
– Хорошо, – произнес я. – Ты была у него. Вы поговорили. Что потом?
– Потом я пошла вниз. Спустилась на первый этаж и почти дошла до своей двери, как услышала выстрел.
– А Плосконосу показалось, что сначала прогремел выстрел, а потом ты спустилась.
– Я думаю, он не лжет. Он просто ошибается. Суматоха, нервы у всех взвинчены – мало ли что кому покажется.
– Но ведь пистолета в комнате Марко не оказалось! Где он? Ты знаешь? Ты можешь что-нибудь предположить?
– Могу, – ответила Лера. – Марко мог придумать какую-нибудь хитрость – вроде резинки, привязанной к форточке. Выстрел – и пистолет вылетает в окно.
Я фыркнул и с сомнением покачал головой.
– Но зачем это надо человеку, который надумал свести счеты с жизнью?
– Чтобы отомстить нам всем за пожелания, которые мы ему написали. Марко был настоящим деспотом. Он просто упивался властью над нами. Потерять власть было для него самым страшным. Даже после того, как газету закрыли, он считал, что мы остаемся его рабами. И собрал он нас здесь для того, чтобы еще раз убедиться в этом.
– Не понимаю, – сказал я. – Какая у него могла быть власть над вами?
– Многие остались ему должны. Он щедро давал деньги в долг. Кому-то помог устроиться в престижную редакцию. Плосконоса, к примеру, взял к себе в фирму. Но все равно его все ненавидели.
– Но за что?
Было видно, что Лере не хочется вспоминать Марко.
– Представь себе начало торжественного ужина, – сказала она, опустив лицо. – Марко говорит: к черту имена и фамилии! У каждого будет кличка, как НИК в интернете. Жена Ольга будет Кобылкой. Кика будет Шлындой. Плосконос будет Бараном. Дворника назвал Денщиком. Виолетту – Черниговской Смоковницей. Представляете, назвать так пожилую бездетную женщину?
– А тебе какую он дал кличку?
Лера промолчала.
– Тебе стыдно сказать?
– Это глупо и пошло. Незачем повторять слова подлеца… Все краснели и хихикали. А потом отвели душу в анонимных записках. Марко прочитал их и понял, что на него уже никто не молится, что он потерял власть над нами. Наверное, это стало для него потрясением. И он решил покончить с собой, а напоследок вылить на всех ведро помоев.
– Это твоя личная версия или ее кто-нибудь еще разделяет? – спросил я.
– Не знаю, – ответила Лера. – Мое мнение здесь никого не интересует. Все озабочены только тем, как бы не попасть под подозрение. Не компания, а свора грызущихся собак…
– Ты говоришь, – перебил я Леру, – что спустилась на первый этаж, когда услышала выстрел. Что ты потом делала?
– Побежала наверх, конечно. Я… я почему-то сразу поняла, что случилось. И еще подумала: «Правильно, сам себя и наказал!»
– Ты зашла в его комнату?
– Да. Все сразу замолчали, расступились. Я подошла к нему, склонилась, а Ольга как толкнет меня в спину: «Это твоя записка?» Оборачиваюсь – у всех глаза просто светятся счастьем: вот, мол, вляпалась девочка! Я прочитала записку и поняла, что оправдываться бессмысленно.
Я вдруг очень хорошо представил себе холодный салон «девятки», раскрытую спортивную сумку на заднем сиденье, торчащий из него каблук туфли, выпачканный в чем-то буром.
– Как вы странно на меня смотрите, – сказала Лера. – Вы мне не верите?.. У меня вот что есть… – С этими словами Лера опустила пальцы в глубокий разрез на груди и выудила оттуда серебряный нательный крестик. – Я не обманываю. Я бога боюсь.
– Бога боишься? – переспросил я. – А радоваться смерти Марко не боишься?
– Он заслуживал смерти! – упрямо ответила Лера. – Ему нет места среди живых!
– Да ты же собственное пожелание цитируешь! Хоть бы для приличия другие слова подобрала!
– Я просто… я просто согласна с этой запиской! – смутилась Лера.
– Знаешь, как тебя Марко назвал? – вдруг озарило меня: я вспомнил, какое слово произнесла Виолетта, когда я внес Леру в дом. – Барби! Очень точно и остроумно. Всем, наверное, понравилось. Правильно, Барби! Безропотная смазливая кукла! Ее можно насиловать в любое время и без всяких последствий! Не этим ли Марко заслужил пулю калибра шесть тридцать пять из американского «стерлинга»?
Лера хотела влепить мне пощечину, но и этого она делать не умела. Ее рука прошла по касательной по моему подбородку, не причинив мне ни физических, ни нравственных страданий. Едва сдерживая слезы, девушка кинулась бегом из кухни, шаркая своими нелепыми усатыми тигрятами.
Я быстро отходил и, глядя на дверь, которая захлопнулась за Лерой, начинал испытывать нечто похожее на жалость. «С меня довольно! – подумал я. – Я занимаюсь не своим делом. Мне совершенно безразлично, кто грохнул Марко. И Лера мне безразлична…»