«Сладко стелешь, — подумала Валентина о Плотникове. — Грамотно и убедительно, ничего не скажешь. Только вот неискренно как-то, по глазам видно. И известия об отправке на фронт испугался, руки сразу задрожали, когда Тарас Михеевич зачитал твою фамилию. Интересно, как ты поведёшь себя там, на фронте»?
— Ладно, будем считать, что я не кипятился, а ты не отзывался плохо о принятых мерах товарища Балдина и партийного комитета леспромхоза, — примирительно сказал Царёв. — Только в следующий раз не руби лапшу на навозной доске, когда тебя начнёт рвать изнутри. Грязные слова, что гнус в жару, шибко раздражают обчество, и сеют смуту в душах. Понятно тебе?
— Угу, — с облегчением выдавил из себя Плотников и немного повеселел.
— Отвертелся, выворотень, — наклонившись к уху Валентины, прошептала Феня. — Всё сошло с рук хитрому староверу. Думает, поверили мы его вранью, обвёл всех вокруг пальца и сидит радёшенек. Видела я его глаза, когда он потешался над Тарасом. Злые они были, враждебные.
— Ничего, на фронте его сразу раскусят, — также тихо ответила Валентина.
— Может и так. А может, он от страха к немцам переметнётся? — не отступалась Феня. — Говорят, его отец в гражданскую с беляками заодно был и до сей поры, якобы, где-то в тайге хоронится.
— Да ну его к чёрту, — отмахнулась Валентина. — Послушай-ка, лучше, о чём Царёв говорит.
Тарас Михеевич в этот момент стоял у стола и, помогая себе жестами, произносил длинную напутственную речь отъезжающим мужикам. Шпаргалки из парткома у него не было, говорил своими словами о том, что думал.
— Так вот, дорогие товарищи мужики, будущие бойцы Красной Армии! Громите с бесстрашием фашистскую банду и возвращайтесь живыми героями! — закончил он путаную речь и без промедления скомандовал:
— Наливайте по этому поводу Пелагеиного напитку. Выпьем за всё, что я вам сказал и пожелал.
— Спасибо тебе, Михеич, за добрые слова, — ответил за всех Северьян, и его рука потянулась к четверти с самогоном. Разливая мутную жидкость по кружкам и стаканам, он на мгновенье остановил свой взгляд на Валентине. Зрачки его чёрных глаз на секунду сошлись в маленькие точки, словно перед прыжком, потом опять расширились. Взгляд был таким же холодным и недобрым, каким его уловила Валентина, когда Северьян, говоря о стимуле, смотрел на Царёва.
«Может, на Дальнем Тырыме и неплохой народ собрался, работящий, но держать ухо востро никогда не лишне. В любом коллективе всегда отыщется какой-нибудь урод, который не хочет жить по общепринятым правилам», — вспомнились Валентине слова брата.
«Как прав оказался Иван, и какой умница, — подумала она в следующий момент. — Разбирается в жизни, как умудрённый опытом человек. Ему всего-то семнадцать, а он знает уже что-то такое, чего мне ещё недоступно».
Она покосилась с опаской на свой стакан, задержала его на секунду перед плотно сжатыми губами, затем, прикрыв для чего глаза, нерешительно отпила два глотка скверно пахнущего самогона. Прижав ладонью рот, поморщилась, потом закусила солёным рыжиком. Феня, сидевшая рядом с ней, взглянула на подругу с сочувствием и озорно подмигнула. Запрокинув голову, одним глотком осушила стакан до конца.
— Вот так пьют настоящие лесорубы, подруга! Учись! — залихватским тоном проговорила Феня, стукнув донышком стакана о стол.
— Лихо у тебя получается, — одобрительно пробасил Плотников. — Где обучилась такому мастерству?
— Были добрые учителя, вроде тебя, — на выдохе ответила Феня.
Четверть с самогоном прошлась по столу по второму кругу. Потом по третьему. Веселье разгоралось. Еще совсем недавно враждующие между собой стороны вдруг словно оттаяли и потеплели душой. Посыпались шутки, вскипал смех, кто-то пробовал запеть частушки. Повеселевший Царёв несколько раз с кружкой в руке подсаживался к женщинам, хвалил за работу и говорил комплименты. В этой шумихе Валентина не сразу заметила исчезновение Фени. Не оказалось за столом и Северьяна Плотникова.
— Зинуль, — обратилась она к подруге. — Ты не знаешь, куда запропастилась наша красавица?
— Фенька, что ли?
— Ну, да.
— Кто ж её знает? — пьяным голосом ответила Зина. — По-моему, за патефоном пошли куда-то с Северьяном. Танцы решили устроить.
— Какой патефон, какие ещё танцы? — встревожилась Валентина. — Давно ушли?
— Я, что, засекала? Нужны они мне оба…
— Тьфу, ты, бестолковая баба, — ругнулась Валентина, — за патефоном вдвоём не ходят.
Она отыскала на вешалке свою телогрейку и выскочила на улицу. Мужское общежитие располагалось в одном бараке с женским, только вход в него был прорублен в стене отдельно, а коридор изолирован дощатой перегородкой.
Валентина сразу догадалась, где следует искать Феню. И действительно, в подтверждение её догадки, в одной из мужских комнат в окне горел свет. Когда она очутилась в коридоре, за дверями предполагаемой комнаты слышалась какая-то возня, сдавленные крики и рыдания.
Дверь в комнату оказалась не запертой. По всей вероятности, её хозяин даже не предполагал, что в разгар вечеринки кто-то может сюда наведаться.