Задолго до Истмата

Генерал Волков на вездеходе объехал и исследовал все укромные местечки, в которых можно было разместить засады и заградительные отряды. Заградительные — не для того, чтобы подбадривать своих, а чтобы корректировать продвижение противника. На самых краях флангов Андрей Константинович разместил по полку ревенантов с таким расчетом, чтобы они не создавали погоды, а при надобности оказали помощь основным силам. Всю тяжесть удара шведской армии должна была принять центральная линия, укомплектованная контрактниками-трехгодичниками. В течение трех лет рекрутов, подписавших контракт, учили нелегкому солдатскому ремеслу, кормили от пуза, платили немалые деньги, а теперь им предстояло доказать, что свой хлеб они жевали не зря.

Стороннему наблюдателю начала восемнадцатого века показалась бы несколько странной такая подготовка: вначале по высохшему болотцу проскакали несколько высших офицеров в сопровождении эскадрона боевого охранения — они производили рекогносцировку местности; затем под вечер заявился вездеход с прибывшими инкогнито генералами Волковым и Степановым. Они долго бродили среди засохших кочек, поросших кладонией, старательно черкали в планшетах, нудно размахивали руками, обсуждая насущные вопросы.

— При всем моем уважении, Андрей Константинович, — горячо говорил Василий Кузьмич графу Волкову, — только оборона. Я понимаю, что вы три года обучали свою армию, но пусть сидят в обороне. Искусство наступления — это нечто иное. Наступление подразумевает собой синхронную и слаженную деятельность всего сложного механизма армии: от командующего до каптера. Ваши необстрелянные солдаты зароются в землю при первых залпах пушек, и никакой силой их не подымешь в атаку! Давайте смотреть правде в лицо! Ни в каких серьезных боевых действиях наша армия участия не принимала! Дай бог им пересидеть в окопах, пуляя из-за укрытий в неприятеля.

— Вы так считаете? — хмуро спросил граф. Он тешил себя надеждой, что взращенная под его крылом армия годится для серьезных дел.

— Тут и думать нечего, — перевел дыхание Степанов, — я не спорю, наши солдаты хорошо обучены сражаться с гипотетическим противником! Но подготовлены они теоретически. Маневры — дело хорошее, но здесь будет реальная битва! Весь сорок первый и половину сорок второго года советская армия провела в окопах — училась обороняться. А когда переходила в атаку — какие конфузы порой случались. Вспомните хотя бы Харьковскую операцию! Или Крымскую сорок второго года! Только к сорок четвертому году более-менее грамотно наступать научились!

— Ну, вы, Василий Кузьмич, загнули! — рассмеялся Волков. — Масштабы у нас разные. Там у Гитлера было пять с половиной миллионов солдат, а здесь у Карла — тридцать пять тысяч человек. И то, если к нему успеет присоединиться генерал Штромберг с подкреплением, которое во всех «правильных» исторических книгах именовали сикурсом.

— Не многовато ли у Карла генералов? — усмехнулся Степанов. — Еще буквально пару лет назад я не знал ни одного, а нынче с полдюжины назвать смогу не напрягаясь. А еще есть адмиралы, наверное...

Собеседники замолчали на несколько минут, а затем снова принялись обсуждать грядущую битву, в которой молодая русская армия должна была получить боевое крещение. Побродив по окрестностям болотца около часа, генералы загрузились в вездеход и передислоцировались на пару километров севернее — туда, где сосновое редколесье плавно сменялось лиственными березово-осиновым рощицами, а затем и вовсе превращалось в непролазную чащобу. Степанов нанес на свою карту соответствующую пометку и подвел итог:

— Значит, Андрей Константинович, вот что мы имеем: от южного болота до северного леса расстояние почти двадцать километров. Рижский тракт — примерно посредине. Двадцать километров — такую дистанцию по фронту в двадцатом веке Боевой Устав предписывает оборонять силами полка, то есть — двумя тысячами бойцов.

Волков хмыкнул.

— Вы, Василий Кузьмич, не забывайте, что мы не в двадцатом веке. Здесь группа из десяти—двенадцати вояк ни в жизнь не удержит стометровый рубеж. Особенно когда на них попрет кавалерия...

— Да, — тяжко вздохнул Степанов, — нам хотя бы винтовки Мосина или Манлихера! Толку с этих мушкетов! Шесть залпов в минуту максимум, и то только потому, что вы исхитрились приспособить ваши ружья под патроны. Отчего не пойти дальше и не придумать магазин патронов на восемь—двенадцать?

Волков рассмеялся.

— Оттого, что в таком случае проще вооружить наших бравых молодцев автоматами СТЭН-2, которые можно изготавливать прямо в кузницах. Честная победа над сильным противником — лучшее средство для поддержания морали. А также лучший способ повергнуть противника в уныние. Наша Русь-матушка давно не одерживала чистой победы, так пусть народ порадуется.

— Если победим, — вскользь заметил генерал-майор.

— Должны победить! — убежденно произнес Волков, опуская тяжелый кулак на ладонь. — Иначе нам здесь делать нечего.