Задолго до Истмата

Через десять дней познаньский воевода прибыл в Варшаву и был допущен на аудиенцию к королю Карлу. О чем они говорили с глазу на глаз, истории неизвестно, сохранились лишь сведения, что разговор велся на латыни. Тем не менее Лещинский согласился с выдвижением своей кандидатуры на польский трон постфактум.

– Manus manum lavat! – вздохнул Станислав, когда на следующее утро толком осознал смысл сказанного Карлом накануне. – Feci quod potui. (Рука руку моет. Я сделал все, что мог.)

Двадцать второго июня (любит история этот день) на сейме разразилась настоящая война. Проказа пополам с чахоткой. Ошалевший примас Радзиевский тщетно призывал с высокой кафедры к спокойствию – никто его не слушал. Паны бесновались, точно рота посаженных на кол янычар. Великий гетман Любомирский, путаясь в собственных усах, спорил с многочисленной родней и подвергал резкой критике решение шведского короля. Его поддерживала едва ли не половина сейма. Сообща они решили написать петицию Карлу о возведении на трон одного из Любомирских, но швед был неумолим. Тогда паны попытались разъехаться, так и не выбрав короля, но не тут-то было. Полковник Арвед Горн окружил здание сейма кольцом солдат, так что паны могли выбирать одно из двух: либо поставить Станислава Лещинского королем, либо умереть от вынужденной голодовки. Не просидев взаперти и суток, гурманы-шляхтичи выбрали первое.

Любомирский, поигрывая гетманской булавой, возмущенно плевался и сопел аки рассерженный лев – но он был неинтересен Карлу в качестве короля. Два верных князя-собутыльника, Потоцкий с Вишневецким, повисли на могучих плечах гетмана с предложением разделить скорбь в ближайшем шинке, и мрачный Любомирский кивнул своим подернутым оспой лицом. Когда бы объединить его раздробленную страну да приличной армией шугануть этого шведского мальчишку, которого великий гетман мог купить со всей его страной и дырявыми носками! Но не бывать этому – слишком хорошо он это знал. И посему молча отправился вслед за весельчаками-приятелями в лучший шинок Варшавы.

Шведского монарха не устраивала сильная Польша, ему было нужно, чтобы во главе этой католической страны стояла марионетка, покорно позволяющая дергать себя за веревочки. В качестве кукловода Карл выступал впервые, но по юношеской самонадеянности считал, что занятие это плевое, навроде игры в щелбаны. Поэтому быстренько выделил новоиспеченному королю батальон солдат под командованием верного Арведа Горна. В качестве личной гвардии они должны были оградить молодого, перспективного, но незнатного молодого человека от всякого рода неприятностей.

С тяжким вздохом отца семейства, наперекор судьбе выдавшего беспутную дочь замуж, Карл вернулся к мыслям о своем месте в истории. Август, можно сказать, побежден. Армия его разбита, а чего стоит король без армии – все равно что всадник без лошади. Можно было бы и возвратиться домой, да точил короля червячок сомнения. Очень ему не нравились слухи, доносящиеся с Востока. Там, среди лесов и болот, словно птица Феникс, восставала из очищающего огня страна скифов и гипербореев. Россия! Наперекор всем законам развития общества она семимильными шагами догоняла Европу, возглавляемая реставрированной Софьей Романовой и ее «серыми кардиналами». Начав с блицкрига над Турцией, русские принялись наводить порядок внутри страны: мостили дороги, обустраивали города, реформировали сельское хозяйство, беря пример с наиболее передовых в этом отношении западных стран. Шилом в заднице всей Европы торчал город Софийск – новая столица этой Вавилонской Блудницы, который с трудолюбием муравьев создавали перерождающиеся азиаты. Не жалея денег и средств, привлекая лучших мастеров Англии, Италии, Франции и Польши.

Шведского короля постоянно держали в курсе новостей, поступающих из России, но юный возраст и излишняя самонадеянность монарха не давали повода надеяться, что из голубиных депеш и дипломатической почты он сделает правильные выводы. Иное дело – граф Пипер. Премьер-министр хотя и не знал всех обстоятельств прихода Софьи к власти, но с безошибочностью опытного интригана удерживал поводок внимания своего короля вне восточной стороны. В России происходили непонятные процессы, а при условии, что даже обычные явления в этой азиатской стране выходили за рамки европейских стереотипов, то не так давно ставший графом Пипер инстинктом бывшего бюргера пытался держаться подальше от всего непонятного.