— Постарайся пореже сюда попадать, парень, — шлёпнул его по плечу медбрат, сверкнув белозубой улыбкой. — Я человек ленивый, а с такими, как ты, приходится много работать. Пожалей мои старые кости!
Ещё одна ослепительная улыбка на коричневом лице. Её хозяину нет ещё и тридцати. Сергей молча кивает головой. Он и в самом деле решил, что полученная порка будет в его жизни единственной. А говорить с персоналом… теперь — только в случае крайней необходимости.
Радостная рожа Али в коридоре общежития.
— Ну что, Снежок, понравилась тебе наша мадам?
Кривая, обещающая ухмылка в ответ:
— Я тебе расскажу, копчёный. Потом.
Пауза на усвоение информации, и радостный вопль в спину:
— Так ты ещё и расист!
Камеры наблюдения в корпусе для старших мальчиков отключились в половине первого. Дежурный воспитатель, обязанный сообщить о происшествии на центральный пост охраны, этого не заметил по вполне понятной причине — он спал прямо за пультом, откинувшись на спинку удобного кресла. Сон его был профессионально чуток — до определённого момента. Ловкие пальцы прошлись по открытому горлу, где надо нажимая и придерживая. Мужчина попытался повернуться набок и засопел всерьёз, всхрапывая и посвистывая.
Али и его прихлебатели запомнили эту ночь на всю жизнь. Не в первый раз их будили, пинками сбрасывая с кроватей, но то, что устроил сумасшедший русский потом…
К утру туалетная комната в блоке сверкала, будто вчера построенная. Выдраенные зубными щётками писсуары и унитазы отражали яркий свет много раз протёртых светильников, на кафель было страшно ступать — таким стерильным и чистым он казался. Ни на полу, ни на стенах, ни на оборудовании не осталось ни малейшего пятнышка крови.
Под утро Сергей ласковым, почти отеческим взором оглядел шатающийся строй, любуясь. Красота! Вытаращенные глаза, заплывшие свежими синяками лица. Грели душу опухшие носы и разбитые губы. Теперь даже если не побегут стучать, факт избиения не скроешь.
— Вот теперь я вами доволен, орлы! Марш по кроватям, и чтобы до завтрака все выспались, лично проверю!
Прощальный пинок в поджарую задницу Али:
— Шевелись, Снежок, скоро вставать!
Время Сергей рассчитал правильно — в этот раз карцера не было. К директрисе поволокли сразу, с ремнём, не отбирая часов.
Наорав на младшего воспитателя, мадам выставила его из кабинета, после чего несколько раз быстро прошагала из угла в угол, пытаясь справиться с охватившим её бешенством.
— Ты… ты решил, что сможешь своим упрямством переломить систему, да?! Маленький ублюдок, ты об этом ещё пожалеешь!
Сергей поймал момент, когда директриса замолкла на выдохе, и спокойно уточнил:
— Я знаю своих родителей, директор Боннэ.
— Что? — растерялась мадам.
— Вы назвали меня ублюдком. Это ложь, я знаю своих родителей. Обоих.
Скрипнув зубами, Боннэ взяла себя в руки. Развернулась на каблуках и рывком распахнула дверь той комнаты.
— Бежар!
По случаю, охранник был тот самый, который сопровождал директрису в день, когда Сергея привезли в приют. Рывок за ворот, и вот уже парень следом за женщиной вбегает в помещение для наказаний. Спотыкается, и неловко падает на колени, упираясь руками в пол и опустив голову. Не сумев остановиться, охранник рушится через неожиданное препятствие, хрипит и дёргается на полу, даже не пытаясь подняться. Фиг поднимешься, если скальпель, пробив кожу, язык и тонкие кости нёба, вошёл в мозг.
Белое, как бумага, лицо мадам, она не может поверить своим глазам.
— Бить плетью детей нехорошо, директор Боннэ. Люди так не поступают.
Она успела заорать, но, во-первых, звукоизоляция оказалась прекрасной, во-вторых, к воплям из этой комнаты в приюте привыкли.
Директор Боннэ была удавлена той самой плетью, которой любила хлестать непонятливых учеников.
Зажигалка нашлась в кармане охранника. Забравшись в неприметный уголок, Сергей смотрел, как мечется персонал, надеясь, что для пожарников обе двери входного шлюза откроют одновременно, когда его дёрнули за штаны.
Девчонка, лет двенадцати, смутно знакомая.
— Русский, забери меня отсюда!
— Зачем?
— Я знаю, как отсюда смыться, только меня всё время ловят. Если пообещаешь помочь, я тебя выведу.
Мелкая, тоненькая, смуглолицая. Коротко стриженые тёмные кудряшки, непреклонная решимость в чёрных глазах.
— Пошли.
— Слушай, а какого иблиса мы забыли в этой чёртовой дыре? С твоими деньгами можно было выбрать местечко поинтереснее. Жара, солнце несуразное, и куча белых расистов вокруг.
— Потому, что я сам белый расист. Я тебе предлагал остаться. Не помнишь, что ты мне тогда сказала?
— Ещё и мужской шовинист. Вот. — Мишель надувает губы и наклоняет голову, изображая обиду, но краем глаза следит за старшим товарищем. — И вообще, без меня ты бы сюда не попал.
— Попал бы. Но позже, и стоило бы это гораздо дороже.
У мелкой сироты нашлись неплохие знакомства среди припортовой шпаны, у знакомых были знакомства в порту, у тех — ещё дальше.