Задиры

И я снова вспомнил машины, стоящие с невыключенными моторами возле нашего дома, свертки с едой, рюкзаки, набитые шахтерским снаряжением, и ожидание, длившееся почти неделю. От этих долгих дней остались в памяти лишь отрывочные картины: сбор денег в школе, дед, приникший ухом к радио, передачи по телевизору у соседей, после которых все происходившее там приобретало непривычную, жуткую достоверность, а наша собственная жизнь как бы замерла тогда… И вот возвращение отца. Его посеревшее лицо, странное, какое-то загнанное выражение глаз. Вечером, когда младшие улеглись в своих комнатах, на кухне его ровный, приглушенный голос рассказывал о том, как просочился взрывчатый газ, как не хватало кислорода, о страшном, вызывающем рвоту дыме, о неукротимом пламени подземного огня, черпавшего силы из богатейшего пласта сверкающего антрацита; он рассказывал, как натыкались на раздавленные, искромсанные останки людей, одни погибли под обломками обрушившейся породы, другие прямо от взрыва, вместо тел одни лишь куски, которые ни оживить, ни даже собрать невозможно. Отдельно валялись руки, отдельно ноги, снесенные головы и остатки туловищ, повисли, как чудовищные рождественские гирлянды, спутанные витки внутренностей и пряди волос, вырванные вместе с мясом, люди были превращены в разрозненные части какой-то жуткой, безумной головоломки, которую уже не разгадать.

— Не могу понять, что держит здесь этих людей, — продолжает мой сосед. — Им бы лучше выбраться поскорей отсюда и заняться чем-нибудь другим. Даже правительство пыталось как-то вмешаться. Но этим людям никак не прижиться в таких местах, как Торонто. Они всегда возвращаются обратно к своим местам, или просто не хватает духу покинуть обжитые места.

Красная машина останавливается перед кафетерием, наверное, единственным в этом маленьком городке.

— Может быть, заглянем сюда ненадолго? — говорит мой спутник. — Все дела и дела, никакой разрядки. Я пойду первым, попытаю счастья. А то, как говорит мой друг, и заболеть недолго. — Закрывая дверь, он сказал: — Может быть, ты тоже зайдешь немного погодя. На всех, наверное, хватит.

Представляя себе, где я и что собирается сейчас делать мой спутник, я вдруг почувствовал такую тяжесть, будто на меня давит свод той шахты, о которой я только что думал. Было все еще жарко, но я поднял стекла машины. Люди, проходившие мимо, с любопытством поглядывали на меня и на ярко-красный автомобиль с номерным знаком Онтарио. Выражение их лиц было похоже на то, что я замечал у своего деда и у других в Кейп-Бретоне, да и у себя самого, когда какая-нибудь машина вроде этой оказывалась на нашей улице. Сейчас люди смотрели на меня так, будто я из совершенно другого мира и попал сюда на обозрение в передвижной застекленной витрине, слишком красной и непривычной для их невзрачного измученного городка. Недолго постояв тут, это сооружение вскоре укатит, а они будут и дальше жить как всегда. Я был для них как бы частицей того бесконечного потока, который течет мимо, никак их не затрагивая, что-то вроде плавучего груза, несущегося этим неведомым потоком, что течет среди их берегов, но куда и зачем, неизвестно, да и скроется скоро за ближайшим поворотом, за которым они никогда не бывали и вряд ли когда-нибудь будут. Оглядев меня, эти люди теряли всякий интерес — что-де он может знать об их жизни, страданиях и о тех, кто лежит здесь в могилах.