Задержка рейса

– О них рассказал Серхио Рамос. – Хольт с грустью взглянул на пассажира на месте 27-C. – Специалисты по аномальным явлениям дают им множество названий: криттеры, скайфиши, стержни. Они невидимы обычному взгляду, поскольку являются плазмоидными сущностями. Вероятно, одна из них проникла в самолет, когда мы попали в нечто вроде замкнутого пространственно-временного пузыря внутри грозового фронта. Перед тем, как впасть в анабиоз после очередной перезагрузки, Рамос предположил, что временная петля является необходимым условием для размножения этой твари.

Хольт нес такое количество бреда, что на какое-то мгновение Остин совсем запутался в его словах. Он замахал рукой, чтобы остановить поток исторгаемой эпилептиком информации, и уточнил:

– Я правильно понял, что это существо использует пассажиров для своего размножения?

Хольт энергично закивал, словно воодушевленный тем, что Остин наконец-то начал к нему прислушиваться.

– Во время серии вспышек оно оплодотворяет личинкой очередного пассажира. Когда отрезок времени перезагружается, человек приходит в себя, не подозревая о том, что внутри него зреет детеныш твари. Вскоре личинка вырывается наружу, и уже в следующую перезагрузку человек впадает в анабиоз. Этот цикл повторяется вновь и вновь, пока тварь не оплодотворит каждого человека на борту. Похоже, она начала с пилотов, затем переключилась на бортпроводников, а затем ряд за рядом принялась за пассажиров.

– Если это так, то почему она не тронула вас?

Хольт, помрачнев, пожал плечами.

– Тварь просто меня игнорирует. Ты уже понял, что я страдаю эпилепсией. Вспышки света всякий раз провоцируют приступ, который по какой-то причине препятствует обнулению сознания: я помню все, что творилось на борту в каждую перезагрузку. Вероятно, этой твари для размножения необходимо, чтобы человек не подозревал о том, что находится внутри временной петли. Подумай только, сколько самолетов бесследно исчезло в Бермудском треугольнике! Рамос считал, что они попадают в пространственно-временные ловушки, которые небесные твари используют для откладывания личинок.

– Но если это существо не трогает вас, то получается, что я – последний человек в этом цикле размножения? – Остин сам не верил, что произнес эти слова, и от осознания сказанного у него похолодело внутри.

Хольт посмотрел на Остина: в его глазах горело отчаяние.

– Именно по этой причине я терпел до конца, стараясь не сойти с ума. Стиснув зубы проживал последние перезагрузки, лишь бы не сорваться и не покончить с собой. Я ждал, когда тварь доберется до тебя, потому что дальше что-то должно измениться: она либо отпустит самолет, либо мы навсегда останемся в этой петле.

Остин, покачав головой, усмехнулся:

– Бред собачий. В голове не укладывается.

Он хотел добавить еще несколько едких слов, как вдруг заметил, что сине-фиолетовое сияние из иллюминаторов усилилось, будто кто-то снаружи прибавил мощности гигантским лампам, светившим изнутри облаков.

Хольт посмотрел на часы и осклабился в нервной улыбке:

– Ты поверишь мне через десять секунд, – он замолчал на мгновение, словно смакуя непонимание на лице Остина, а затем продолжил: – Мы приближаемся к завершению цикла. Дежурное освещение погаснет, и в мерцании огней из иллюминаторов ты все увидишь.

Свет потух, как только Хольт закончил фразу. Пульсирующими волнами салон захлестнуло ультрафиолетовое сияние: все объекты и застывшие в креслах пассажиры приобрели синюшный оттенок. В этом призрачном, нереальном мерцании Остин разглядел сотни существ, заполнивших салон. Это были полупрозрачные, люминесцирующие изнутри кислотно-голубым светом чудовищные твари, напоминавшие жирных, откормленных сколопендр длиною в полметра. Они облепили тела замерших в анабиозе пассажиров, впившись в их грудные клетки и животы длинными белесыми отростками, которые будто высасывали изнутри жизненную энергию.

– О Боже, – только и смог выдавить Остин. До последнего момента он не верил словам Хольта, но от увиденного его словно контузило: привычный мир взорвался на сотни осколков, уступив место ужасающей, непостижимой картине.

Он развернулся и бросился к кабине пилотов. Промчавшись через салон бизнес-класса с пассажирами, облепленными мерцающими в ультрафиолетовом свечении личинками, Остин оказался возле узкой бронированной двери.

– Откройте! Откройте! – в истерике вопил он, лупя кулаками по листу металла.

С каждым ударом в памяти Остина, словно молнии, вспыхивали воспоминания: он уже стоял здесь, возле этой двери, и точно так же пытался проникнуть в кабину пилотов – снова и снова, пока…

– Это бесполезно: тебя никто не услышит, – раздался сзади голос Хольта.

Остин, тяжело дыша, обернулся: эпилептик стоял в проходе возле кресел, в которых сидели его жена и дочь, замершие в вечном сне с открытыми глазами. На их телах медленно копошились полупрозрачные твари, присосавшиеся отростками к животам – зрелище, от которого Остин содрогнулся. Только сейчас он заметил, что самолет ощутимо потряхивало: они снова оказались в зоне турбулентности.