Наступила ночь — странная ночь: ночь без темноты. От купола Гнезда Зла остались одни лохмотья, еле державшиеся на обгорелых рёбрах и уже не прикрывавшие растерзанное тело Города, и отсвет пламени пожаров, пожиравших его внутренности, перекрасил ночную тьму в багровый цвет.
Город умер — умер, чтобы этот Мир жил. Кое-где ещё сопротивлялись последние штампы, но это была уже не предсмертная агония, а посмертные рефлекторные сокращения мышц трупа, сгоравшего в огне гигантского погребального костра.
Верховные маги союзников переместились к самому подножью разрушенной мёртвой горы — так близко, насколько жгучее дыхание пожарища и жар от ещё не остывших лавовых потоков позволили это сделать без использования магических защитных ухищрений.
— Мы победили, — торжественно произнёс Джафар.
— Победили, — эхом отозвался Чэнхошан.
Муэт промолчала. Она смотрела на ущелье, ставшее могилой Отца-Воеводы и пятисот воинов-ортов. Ущелье было наполовину залито лавой — в багровом свете потоки застывшего камня казались потоками пролитой крови. «Как сказал Всеслав, — с горечью думала магиня, — «за победу надо платить не любую, а только лишь абсолютно необходимую цену». Вот Осо и заплатил эту цену… Хотя и сам северный князь за ценой не постоял».
Она покосилась на ворожею русичей, сидевшую неподалёку, прислонившись спиной к ноздреватой каменной глыбе — одной из тех, что летели со склонов мёртвой горы. Наташа смотрела на Город, и в её глазах отражался огонь, доедавший останки Гнезда Зла. «Победу принесла моя магия, — думала Муэт, — и магия Говорящей-с-Духами, но в огонь ушли наши мужья: ушли — и не вернулись. Мы с ней тоже заплатили, и очень дорого…». Ей захотелось подойти к Наташе и попытаться её утешить, но она видела трепетавшую ауру северянки и понимала — не надо. «Каждый из нас сделал то, что мог, и что должен был сделать: и я, и она, и Ата Ли, и Джафар с Чэнхошаном, и тысячи воинов — ортов, даосов, ифритов, ведунов, — и Сирин с Роем — без них всего этого Мира вообще уже не было бы. И погибли многие — стоит ли теперь считать, кто заплатил дороже?».
— Потерь меньше, чем мы ожидали, — негромко сказал Чэнхошан.
— Меньше, — согласился Джафар. — Хвала северной магине — её духи обрушились на элов гневом Всевышнего, и при этом отличали друзей от врагов. Мы потеряли куда больше воинов при взрыве ангара, чем при штурме стен и в уличных боях, — мало кто из Хозяев и их слуг сумели встретить нас с оружием в руках, хотя бились они достойно.
А Наташа смотрела на Город и не слышала, что говорят орты, стоявшие в двух шагах от неё. Она не верила, что Всеслав мёртв — в огонь ушли многие, и многие вернулись, а она, в отличие от Муэт, не видела, как погиб её муж, и не слышала его предсмертного мыслекрика. Всеслав молчит, но это ещё не значит, что он мёртв. «Вернись, — шептала ворожея, — я жду тебя…». Это не было заклинанием в том смысле, который вкладывают в это понятие маги, — это было древнейшее заклятье, известное триллионам женщин всех населённых Миров, и это заклятье работало — иногда. И поэтому Наташа даже не удивилась, когда увидела Всеслава.
Вождь ведунов шёл к ней. Он чуть пошатывался, но не оступался, уверенно и ловко перепрыгивая через оскаленные пасти трещин, из которых с шипением выбивались струи дыма. Старший князь был ранен — Наташа видела его ауру, замутнённую болью, — но он был жив, жив, жив! И она кинулась к мужу, текучей тенью скользя над обожжённой землёй.
— Живой… — выдохнула ворожея, падая к нему на грудь. — Живой… Что ж ты молчал-то, а?
— Не мог я, лада, — ответил он виновато. — Зажали нас у радиальной галереи, крепко зажали. Положил я там своих гридней, всех четверых, — что я жёнам их скажу? Не уберёг, мол? Что, мол, сам не чаял выйти оттуда живым — однако ж вышел… А потом, когда взрыв был, — швырнуло меня, обломками завалило. Как очнулся — скорей сюда. Хотел тебя позвать — чую, сил нет — сильно меня приложило. Думал, не дойду, но всё-таки дошёл…
Наташа молчала, торопливо
— Жаль, не добрался я до той гадости, что они в подземелье запрятали, — продолжал между тем ведун. — Хотя одного злодея матёрого я всё-таки срубил.
— Кого?
— Самого Даггера Блэйда. Вот, погляди, — он достал перстень и протянул его жене.
— Злая штука, — сказала ворожея, рассматривая одиннадцатилучевую звезду. — Ох и злая… Её за семью наговорными замками держать надо — за ней и придти могут. А просто спалить — не дело: в ней зло пленённое, нельзя его снова в мир выпускать.
— Ну, это мы ещё посмотрим.
Маги встретили Всеслава сдержанно — не к лицу вождям выражать буйный восторг, — но было видно без всякой магии, что все они рады его возвращению из пекла.
— Так вы, значит, сами справились, — сказал русич, выслушав их рассказ, — выходит, зря я своих воинов погубил.