Диего-Рой чуть повернул голову и посмотрел на сидевшую рядом целительницу. Она выглядела совершенно спокойной, и всё-таки Рохо, двадцать лет знавший свою жену, понял - в мыслях Мерседес царит такой же сумбур, как и у него самого. "Да, - думал Диего, - сначала попасть в отделившуюся Реальность, а потом вообще оказаться непонятно где - это многовато для одной человеческой жизни. Ведь эта Реальность - это не мир моего романа, то есть не совсем тот мир. Муэт - да, она именно такая, какой она являлась мне в моих вещих снах из будущего, но что-то неуловимое отличает эту Реальность от той, о которой я писал в своём романе… Чаша! Чаша Равновесия из Катакомб моего Мира - её
"Так что реально и что призрачно? - смятенно подумал Диего, чувствуя, как у него кружится голова. - И где я проснусь завтра?! Или я просто сошёл с ума?". К счастью, ментор Призрак всё уверенней оттеснял пришельца из другого времени и пространства на задворки их общего сознания. Роя не интересовали загадки прошлого и будущего - он жил заботами дня сегодняшнего. И Диего отступил, понимая, что это отступление для него спасительно.
– Слушайте, старейшины племени гор, - услышал он голос Муэт. - Змея проснулась - это война. Но есть и другие новости: новости с востока - хорошие новости.
Всходило солнце. Океан порозовел, а потом выползающий из-за горизонта жёлтый шар выплеснул светящую дорожку, золотым клинком рассекшую серую водную гладь. Зыбь, оставшаяся от вчерашнего шторма, медленно и лениво раскачивала корабли, шедшие на юго-восток, к мысу Доброй Надежды.
Тяжёлый многоцелевой крейсер "Карфаген", самый крупный корабль флота Города, внешне походил на огромный глиссер. Его носовая часть плавно приподнималась, перетекая в надстройку, увенчанную боевой рубкой: в динамическом режиме, на скорости двести сорок узлов, ураганный встречный воздушный поток сомнёт любую конструкцию, нарушающую зализанные обводы, и пушинкой сдует за борт любого неосторожного. Орудийные эмиттеры и детекторы системы дальнего обнаружения были утоплены в корпусе крейсера и прикрыты обтекателями, закрытой была и кормовая двухъярусная полётная палуба. "Карфаген" мог в течение минуты поднять в воздух тридцать два боевых аппарата, выбросив их веером при помощи электромагнитных катапульт, а для посадки дисков не требовались аэрофинишеры наподобие тех, которые применялись на старинных авианосцах. Возвращаясь на борт крейсера, летатели зависали над палубой, и силовое поле втягивало их внутрь. "Карфаген" олицетворял собой грозную и соразмерную разрушительную мощь, совершенствовавшуюся тысячелетиями и прошедшую путь от неуклюжих галер до атомных ракетоносцев. И эта мощь давила и резала гладкие пологие волны, оставляя за кормой длинный пенистый шрам.
Двери лифта с лёгким шорохом распахнулись, и двое вахтенных офицеров поспешно вытянулись, приветствуя командира, поднявшегося на мостик с первыми лучами солнца. Хайерлинг первого ранга Джефф Морган до возвращения адмирала Дюка командовал не только "Карфагеном", но и всей эскадрой - на нём сейчас лежала вся ответственность за выполнение задания особой важности, и его власть над сотнями людей на борту крейсера и фрегатов была неограниченной. Впрочем, людей в точном значении этого слова на эскадре было немного - экипажи в основном состояли из метисов и частично из штампов, и только офицерами были отборные элы-гремлины.
"Лорд задерживается, - подумал капитан, небрежным кивком отвечая на приветствие подчинённых, - я бы на его месте был бы уже на борту или вообще не отлучался. На карту поставлено наше будущее, а он не мог отказать себе в удовольствии провести весёлую ночь на берегу. Боги Тьмы, и это лорд высшей двадцатки! И почему только Воплощённая терпит выходки этих мессиров? Давно пора превратить их в атомарную пыль…".