Задание

работу даст. У них дед Никифор печи топил, а теперь не может -- спина

заболела, не гнется. Вот майор хочет, чтоб я топил. А я не знаю...

-- Ну так хорошо! Будешь печи топить, значит, во всех комнатах

побываешь. И тут я очень надеюсь, Паша, на твою смекалку. Понимаешь, у

Краузе где-то должен быть тайник, он там прячет очень важные документы. В

кабинете или в комнате, скорей даже в комнате. Ты у него там был?

-- Ну, был.

-- Вспомни, что у него в комнате.

Пашка задумался. Сергей пожалел, что Лешка не может побывать у Краузе

-- тогда бы он знал все до последней мелочи.

-- Ну, там шкаф, он раньше в учительской стоял. Потом стол. С ящиками,

такие у него -- тумбы...

-- А что на столе лежит?

-- Книжки. Потом портфель. Такая вот, -- Пашка показал руками, --

толстая бутылка стоит металлическая, а крышка -- стаканчиком.

-- Термос... Нет, это не то. Ну еще что припомнишь?

-- Чемодан под кроватью. Потом у него такая штука есть, в ней разные

пузырьки, коробочки блестящие, бритва...

-- Несессер. Маловато по размеру. Это должно занимать такое место, как

толстый портфель.

-- Еще у него ящик есть.

-- А что в ящике? -- оживился Сергей.

-- Там стружка. Он ее берет, когда с птицы шкурку с перьями снимает. Он

мне показывал -- интересно делает. Значит, шкурку изнутри кисточкой

смазывает, мышьяком, чтобы не сгнила, потом из этой стружки комочек делает и

в шкурку вставляет -- как бы тело. Потом зашивает, и получается, будто птица

лежит на спине, крылья прижаты, клюв вытянут, как мертвая.

-- Ящик, говоришь... Может, на дне, под стружкой? Ты попытайся, когда

майора не будет...

-- А он сейчас уехал! -- перебил Пашка. -- За ним машина пришла, не

ихняя, откуда-то, не знаю.

-- А кто за него остается, когда он уезжает?

-- Обер-лейтенант. Его Курт зовут, а фамилия трудная.

-- Так, так, так! -- Сергей возбужденно потер руки. -- Хорошо бы

сегодня там протопить -- и в ящичке... того, а?

-- Я и пойду, они на ночь всегда топят. И ящик раскурочу.

-- Только осторожно! Если найдешь, ничего не бери, оставь все как было.

И вот что еще. Зайди к Житухину и скажи, только чтоб никто не слышал: нет ли

у вас в комнате чучела сойки?

-- Да нету, я и так знаю! Сергей засмеялся.

-- Это пароль. Это значит, что ты от меня. Он тебе передаст бумажку,

продовольственную карточку. Ты ее спрячь и принеси мне. И спроси, что еще

мне передать.

-- Все сделаю в лучшем виде! -- Пашка ухмыльнулся.

Похоже было, что этот парень вообще не знает, что такое страх. Пашка

вышел совершенно бесшумно, за окном слабо мелькнула его тень.

Сергей и Лешка поужинали мясным супом, и Лешка лег спать. Сергей сидел

на скамье у окна, хотелось курить, хотя бросил он уже давно, еще в

Ленинграде. Он смотрел на спящего Лешку. Это был уже не тот ленинградский

заморыш с бледно-голубой кожей и огромными, провалившимися глазами, который

спал у него на Васильевском острове. Мальчик окреп, поправился на

деревенских харчах, на воздухе и солнце. И от того, что ничего страшного не

происходило вокруг, стал спокойней, уверенней.

Сегодня за обедом он давился от смеха, рассказывая про Пашку, который

ничего не поймал в свои силки. В лесу он хотел поддеть Пашку, но сдержался.

А когда вечером пришел Пашка и рассказал про партизан и как он им отдал

добычу, Лешка насупился, затих -- ему было стыдно. После Пашкиного ухода он

был задумчив, быстро лег и сказал, поворочавшись:

-- Сергуня, а наверно, люди часто думают про других совсем не то, что

на самом деле.

-- Часто. Если бы люди не ошибались друг в друге, жизнь была бы простой

и ясной. И многих бед не произошло бы.

Мальчик долго молчал, потом сказал с уверенностью:

-- Лучше про людей сразу думать хорошее.

-- Теперь он спал, а Сергей размышлял о том, что, когда мальчик это

сказал, он не подумал о фашистах, и полицаях, и о старосте Шубине, которые

тоже люди. Или он попросту исключил их из числа людей? Конечно, прекрасно

считать всех людей хорошими, а мерзавцев -- редким исключением, но для

разведчика это недопустимо. Он вынужден подозревать каждого. Может быть, это

одна из самых тяжелых сторон его профессии.

И снова, в тысячный раз, всплыла в его памяти строчка, коряво

написанная рукой Миши Панова: "Кто предал?" Эта строчка сидела в нем как

заноза. И зачем Краузе ходит по четвергам на скотный двор? Ясно -- для

встречи со своим агентом. А почему не пошлет обер-лейтенанта или еще

кого-нибудь? Тоже понятно, агент, значит, не говорит по-немецки. И понятно,

почему встреча проводится тайно и в стороне от села: агента в Кропшине знают

в лицо. Все понятно в поведении майора Августа Краузе. Одно лишь в этой

простой картине ускользает от взгляда, неясно, расплывчато -- лицо его

собеседника. "Кто предал?"

Сергей долго сидел на лавке у окна, глядя в сад. В комнате не было

света, над лесом висела луна, свет ее лежал на полу желтым квадратом.

Квадрат передвигался. Сад за окном казался гуще от теней, отбрасываемых