Zадача будет выполнена! Ни шагу назад

У нас один «двухсотый» – Сыч; шесть «трехсотых» – все легкие; самым опасным ранением были два оторванных пальца на левой руке у Игната. Жак оказал всем раненым своевременную помощь и сейчас возился с ранеными укропами, бинтуя и штопая их. У противника «двухсотых» где-то около семидесяти бойцов; точнее не посчитали, потому что танк разобрал две позиции укропов так, что там в окопах мешанина тел, и непонятно, сколько было вражеских бойцов. «Трехсотых» укропов семнадцать штук, ну и целых и невредимых пленных еще шестеро, в том числе и два наемника из Польши, которые тусили на командном пункте.

Сыча жалко, очень жалко. Славный был вояка. Надежный, правильный пацан. Его напарник Пестик очень переживал из-за гибели друга. Как только бой закончился, Стылов отошел в сторонку, уткнулся лицом в шершавый бетон и заплакал. Другие бойцы это видели, но никто не стал бы высмеивать такое немужественное поведение. Все понимали, что тяжело терять друга, настоящего друга.

Дружба на войне намного крепче, чем кровное родство в тылу. Когда в бою чувствуешь, что плечом к плечу с тобой идет испытанный друг, готовый пойти за тебя в огонь и в воду, то, естественно, дерешься смелее, яростнее и увереннее. Говорят, что те, кто нашел друга на войне, знают цену этой дружбы и сумеют умереть за друга. Когда над головой рвутся снаряды и рядом падает тот, кто секунду назад дал тебе прикурить, цена настоящей дружбы особая. Потому что другом на войне может стать только боец, в котором ты на сто процентов уверен.

Это в мирное время настоящий друг может одолжить тебе деньги на покупку машины или на лечение, а на фронте он вытащит тебя из-под обстрела, если ты ранен. На войне нельзя схитрить, здесь солдат весь как на ладони. В бою сразу определяют, кто трус, кто хладнокровен и расчетлив, а кто отчаянно смел. Здесь каждый поделится последним сухарем, потому что знает, для него главное – остаться живым, а еда найдется.

На войне все равны, каждый может не вернуться из боя. Поэтому каждый, кто выжил в атаке, старается спасти товарища, подарить и ему шанс жить. К пулям и обстрелам солдат на войне привыкает, а вот к предательству – никогда, потому что это слишком редкий случай. Здесь молодые парни, опаленные в бою, становятся крепкими, как булатная сталь, а их дружба еще крепче. И они редко плачут, когда гибнет друг, чаще клянутся отомстить за него и помнить, пока живы.

На войне корысть и дружба – несовместимые понятия. Здесь даже жизнь отдадут ради спасения другого, а это дорогого стоит. Воин должен доверять тому, кто лежит с ним рядом в окопе, чтобы не бояться удара в спину. На войне сразу виден тот, у кого неважное нутро, и с ним дружить не станут. К счастью, на войне даже трусы и негодяи могут исправиться. Когда стоишь перед лицом смерти, начинаешь ценить жизнь и пересматривать прежние ошибки. Ведь героями не рождаются, ими становятся, когда в момент смертельной опасности принимают единственно правильное решение. В такие моменты друг закрывает собой того, кто ему дорог и кто поступил бы так же. Вот почему на войне между настоящими друзьями всегда существует доверие.

К Пестику подошел Глобус, подсел к нему и о чем-то тихо поговорил с ним. Стылов успокоился и вернулся в строй.

Тело Сыча упаковали в два слоя полиэтилена и приготовили для отправки в тыл, вместе с пленными и ранеными.

Примечательно, что укропы, которых взяли на командном пункте, перед сдачей не уничтожили оборудование и приборы, которыми был напичкан КП. Видимо, салоеды боялись, что если они разгромят технику, то их за это по голове не поглядят. Правильно думали. В итоге нам достался шикарный КП, напичканный различной аппаратурой.

В одном из укрытий нашли камеру для содержания пленных, в которой находился наш пленный российский боец. Его вытащили из камеры, развязали, Жак осмотрел и обработал раны. Пленному дали попить, поесть, наш медик вколол ему витамины и приготовил его для эвакуации в тыл. Освобожденный из плена все хотел со мной поговорить, но я отмахивался, потому что некогда, и так дел по горло. Махнув на меня рукой, освобожденный пленник пошел мыться, а потом переоделся в трофейную форму и вооружился ручным пулеметом.

Надо было разобраться с системой дистанционного подрыва минных заграждений. Пульт подрыва на КП мы нашли, но что тут к чему, было не особо понятно, поэтому пришлось дергать польского наемника, который, со слов его украинских братьев, отвечал за этот агрегат, и допрашивать его. Поляк вначале отнекивался и утверждал, что не понимает ни по-русски, ни по-английски, а разумеет лишь польскую мову. Пригласили нашего дежурного переводчика с языка всех пленных Креста, который за пару минут нашел общий язык с пшеком, и тот выдал все, что надо.

Тут же деактивировали минное поле, устроив эпичный подрыв всех минных заграждений. Бабахнуло так мощно и стихийно, будто шла карьерная разработка. Стена огня и дыма взметнулась на высоту полукилометра, а комья земли взлетели в небо на несколько десятков метров. Зато теперь мобикам можно было спокойно заходить на позиции.