Зачистка территории

Жорик только пожимал плечами и смущенного улыбался. Возможно, как человек, никогда не пользующийся особым вниманием женщин, он попался на старинную ловушку: алкоголь и похоть. И эта злая женщина однажды смогла его подпоить, затащить к себе в постель, подвигнуть на секс, ну, скажем, например такой фразой: "Женщине нельзя отказывать!" – а дальше уже было делом техники. Ей-то самой муж был нужен только для статуса замужней женщины, поэтому она чуть ли не сразу же после свадьбы стала всем говорить, какой у нее муж гад, сволочь и бездельник. Следует отметить, что Жорик вообще не пил крепких напитков, и в этом плане его упрекнуть было нельзя, но с ее точки зрения, это тоже было недостатком и косвенным признаком мужской слабости. Огромная толстая тетка со стальной волей превратила этого маленького человека буквально в раба. Она забирала себе все его деньги, лично снимая их с карточки, которую у него бесцеремонно отобрала вместе с кодом доступа и с паспортом. "Карманные деньги настоящий мужчина всегда себе заработает на халтуре!" – говорила она. Жорик был квалифицированным электриком и всюду ходил с поясом, на котором носил инструменты – вдруг подвернется работа. Он и сейчас держал в руках плоскогубцы и щелкал ими.

Посадили и Жорика за стол.

– Ребята, извините, – сказал он, смущенно улыбаясь, – только я пустой – у меня вообще нет денег.

– Даже не бери в голову – я сегодня проставляюсь! Получил отпускные! – сказал ему на это Павел.

Жорик заметно повеселел.

Следом появился еще один бывший одноклассник Леня Ливчиков. Тоже подсел к ребятам. Ливчиков вполне оправдывал свою фамилию – в нем было что-то женское: розовые пухлые щечки и очень красные губы.

Однако же он считался известным сердцеедом. У любовного страдальца

Шахова он вызывал раздражение одним своим видом. Оглядев стол,

Ливчиков сказал:

– Фи! Пиво? Водка? Это я не пью! А есть тут сухое вино?

Нашлось для него и вино.

Хомяков тут же к нему привязался:

– Ты, Ленька, ведь юрисконсульт?

– Ну.

– Вот как ты относишься к тому, что в Англии разрешили законом однополые браки?

Ливчиков посмотрел на него подозрительно, ожидая какого-нибудь подвоха, но ответил:

– Это теперь считается проявлением демократии и свободы. Раз уж это существует де факто, так считается уж лучше узаконить. Каждый живет, как хочет.

– Так и живи, только зачем узаконивать-то?

– Имущественные отношения, обязательства и все такое…- сказал, пожав плечами, Ливчиков. – Фиг его знает, зачем…

– А я вот чего подумал, когда новость эту по ящику услышал, – сказал Хомяков. – Сначала кажется, что после принятия этого закона вроде как бы ничего и не меняется, но с приданием этому делу официального статуса, тут же окажется, что некая парочка бывших мужчин уже захочет взять на воспитание в свою однополую семью маленькую девочку, что само по себе уже представляет сюжет для фильма ужасов, и, как следствие, после принятия этого закона город

Лондон немедленно и неизбежно превращается в город Содом, а город

Манчестер – в город Гоморру…

Ливчиков, все еще ожидая подвоха, ничего не ответил.

Пришел и Сашка Коровин, который всегда сидел на первой парте. Его вроде даже и не приглашали, но как-то он узнал. Павел встал, пожал ему руку:

– Ну, здравствуй, здравствуй! Как тебя Бог милует?

Коровин вяло улыбнулся. Передний зуб у него был явно неживой – с синим оттенком. Вид он имел довольно скучный: худой, в очках, нос острый, одет немодно, неважно подстрижен – под полубокс – типичный зануда. В школьном детстве такому типу обычно дают подзатыльники или

"давят ему клюквочку". Ныне он был тихий сумасшедший: занимался тем, что выискивал в разных предметах электронные устройства, будто бы используемые властью для слежки. Свой новый паспорт он сразу же на пять секунд поместил в микроволновую печь, чтобы, с его слов, "убить скрытые там микрочипы". "Да на хрен ты кому нужен, мудила!" – вполне резонно сказал ему на это его сосед по квартире.

В это же самое время в кафе внезапно вошли трое – явные члены какой-то местной преступной группировки, или бригады, а попросту говоря – бандиты. Один постарше – лет уже за тридцать, суетливый, нервный и по виду – недавний уголовник, другой – совсем молодой парень лет двадцати ничем не примечательный, разве что очень уж мускулистый, а третий вообще был негр, или, как сейчас принято говорить, афророссиянин – черный, как головешка. Чернокожий остался сторожить у входа, двое других быстро сориентировались и, возможно, по незаметной указке буфетчика двинулись в угол кафе, где сидели

Павел и ребята. Но когда они уже почти подошли к столу, этот уголовный тип, только лишь на миг встретившись глазами с Павлом, тут же дал по тормозам и, точно так же ловко сделав вид, как давеча гаишник, что будто бы что-то забыл, свернул к стойке, и качка с собой потащил. Молодой же недоумевал, упирался и рвался в бой:

– Я не понял, ты чего, Зон?