Зачистка территории

Большой камень, на котором когда-то нашли икону, находился у самой стены храма. Посидеть на нем и загадать желание считалось в народе хорошей приметой. Каждый из ребят и сейчас посидел. Шахов тоже прикрыл глаза, загадал желание. Сидя, вдруг почувствовал ладонью трепетание бабочки, случайно прижатой им к траве.

Кстати, восстанавливать стену монастыря собирались еще лет двадцать назад. Это была одна из жутких и прекрасных страниц детства. Тогда по строительным лесам мальчишки однажды проникли на чердаки монастыря. Боже, чего там только не было! Там лежали иконы самого разного размера и отсыревшие церковные книги. Оклады у икон были оторваны, сами доски были черные, изображение на них плохо различалось. Была там и старинная пушка, наверно еще допугачевских времен, и рядом с ней каменные и чугунные ядра. Церковные книги тогда никакого интереса не представляли, дети искали клады или оружие. А книг было много. Прочитать в них что-либо не получалось, поскольку шрифт и язык был старославянский. Рассматривали только малопонятные картинки. Интересные были надписи в конце книг, видимо, оставленные переписчиками: "Ох, мне, Илии, списавшему книгу сию седящу в железах!", или "Увы мне – комары съедовают ми!", а также запомнилась такая надпись: "Груба бо поистине книга сия, груба и всякого недоумения полна, понеже с неисправлена списка писана, а писавый груб". Любопытно также было найти старинный кирпич, на котором, когда его выдавливали из формы, остался отпечаток ладони человека, жившего четыреста лет назад. Шахов такие вещи запоминал, как навсегда запомнил и след динозавра, виденный им в одной из поездок гораздо позже. С тех времен дома у Шахова осталось одно очень старое Евангелие, от которого ощутимо даже сейчас пахло ладаном и воском.

На монастырской территории находилась и Никольская церковь, до сих пор заколоченная, на кровле которой даже росли березы. Сразу же за этой церковью находился городской вытрезвитель – тоже в каком-то бывшем церковном здании.

Примыкавшие к монастырю старые дома были населены самой разношерстной публикой, и весь этот квартал носил название "рабочий поселок". Там на ободранных трубах отопления собирались местные подростковые компании. Можно было видеть надпись на стене дома огромными буквами: "Трубы – forever!" и еще: "Боб – манструбант" и

"Парвус – тварь из Душамбе!" Еще там на заборе была намалевана огромная свастика, впрочем, закрученная не в ту сторону. Рядом с ней висело объявление: "Оказываю мелкие услуги населению".

Походив по монастырю, троица друзей вернулась к машине. Поехали к городу, миновав развилку на выезде, где стоял огромный отлитый из бетона герб города Любимова. От развилки уходила дорога в районный центр Хрючинск и далее в небезызвестный городок Курлов, знаменитый своим хрустальным заводом и тем, что там двадцать процентов жителей были наркоманами, а по официальной статистике смертность в 25 раз превышала рождаемость.

Хрючинск тоже был городом довольно своеобразным. Даже высказывалось предположение, что не иначе как в Хрючинском районе в почве или в воде есть какие-то особые микроэлементы, потому что народ там был совершенно бешеный и неуправляемый. Все знали, что там сходу могут в рожу дать, если что не по ним. Кстати, из них, как и из жителей Любимова, традиционно формировали парашютно-десантные части (если конечно по здоровью призывник подходил – то есть руки и ноги на месте и по голове еще не слишком наколотили – то есть хоть что-то соображает), а также внутренние войска (в прежние времена – конвойные) – за их особый несговорчивый и злобный нрав. При одном взгляде на дорожный указатель на Хрючинск, тут же вспоминались многочисленные легендарные истории, когда деревня на деревню наезжала в мотоциклетных шлемах, вооруженные кольями и арматурой.

Кто-то из знакомых ребят однажды как-то съездил к родственникам в деревню в Хрючинский район всего лишь за сто километров от Любимова.

Там он познакомился с девчонкой, пошел с ней в клуб на дискотеку и неожиданно сразу же попал в колоссальную драку. Он чуть ли не сходу получил ни с того, ни с сего в рыло, подумал: "Вот это да!", а потом оказалось, что там это самое обычное дело – так принято. Народ там специально ходил на танцы подраться. Начиналось это культурное мероприятие всегда очень чинно, потом кто-то кого-то толкал – и понеслась драка: сначала в клубе, ну, а после танцев – на близлежащих улицах. Кстати, ребята в классе считали, что отец Пашки

Гусева, учитывая его взрывной характер, был наверняка из похожей местности – только откуда-то из-под Пскова. С другой стороны, в